Елена Ахметова - Гаджо с Меловых холмов [СИ]

А я не могла отделаться от мысли, что слишком долго говорить себе «нет» чревато.

Весьма и весьма.

Настоящее гадание, в отличие от традиционного представления со спиритической доской и благовониями, выглядело довольно скучно и обыденно.

Никакого мистического флера, таинственного полумрака и оккультных символов. Опустевшую спальню учениц заливал жизнерадостно-золотистый солнечный свет, легкий ветерок развевал полупрозрачные занавеси на окнах; из внутреннего дворика оглушающе пахло розами и свежескошенной травой. Садовник предпочел поработать до рассвета и поскорее уйти.

Флат-Плейс переживал небывалый бум трудолюбия ками и редкостный разгул внезапно освобожденной от своих обязанностей прислуги. На воротах Самаджа висел огромный железный замок. Калитку заперли на засов, невзирая на явную дисгармонию оного с ухоженным цветущим садиком.

Во всем огромном особняке оставались только мы с чучелом — и упертый, как стадо ослов, Констант. Я честно старалась ухмыляться не слишком злорадно, когда запирала его в железную клетку с частыми прутьями, в которой раньше обитал дрессированный леопард Кео. Но, кажется, получалось плохо: секретарь там еще и не помещался, и оттого стоял скрюченный, как кочерга, и крайне несчастный.

— И что мне делать, если вы с лисицей выйдете из комнаты? — смиренно поинтересовался он, машинально попытавшись расшатать прутья.

— Молиться, чтобы первой вернулась я, а не она, и держаться подальше от решетки. О! — я спохватилась и выскочила из спальни, проигнорировав закономерный вопрос: «Что, уже начинать молиться?».

Зато, когда я вернулась, дар речи у него наконец-то пропал, а рожа вытянулась так, что в нашем соревновании по шокированию собеседника я могла считаться однозначной победительницей. В самом деле, не каждый день увидишь юную о-ками-сама в полном облачении и с огромным ломом в руках!

— Вот, держите, — я с трудом просунула свою добычу между прутьев. — На случай, если лиса разломает клетку.

Чучело с иронией обернулось через плечо, насмешливо сверкнув глазами-бусинками.

— Убить это ее не убьет, — вынужденно признала я, — но задержит. Она терпеть не может железо.

Лисица возмущенно фыркнула и отвернулась. Я почему-то почувствовала себя виноватой.

— Сказал бы мне кто месяц назад, чем я буду заниматься… — пробурчал себе под нос секретарь и уселся в центре клетки, положив лом себе на колени.

«Сказал бы мне кто лет пять назад», — мрачно подумала я, взяла нож и, прикусив губу, вырезала у себя на ладони арку. Лисица хищно принюхалась, но быстро потеряла интерес, стоило мне взять лист бумаги и отпечатать на нем тории собственной кровью.

— Мне нужно знать, где Чирикло, — отчетливо выговаривая слова, сообщила я, уселась на кушетку и принялась бинтовать порез.

Чем хорошо такое гадание — боль в ладони и простая механическая задача отлично занимают внимание и позволяют отвлечься.

Со стороны, должно быть, все выглядело донельзя безобидно. Чучело охотно спрыгнуло с пуфика, пробежалось до листа, улеглось точно по центру нарисованной арки и замерло. В абсолютной тишине я молча накладывала повязку. Кровь не долго останавливалась, и бинта пришлось намотать побольше — чтобы, случись что, ни в коем случае не испачкать капари.

— Так чего мне следует бояться? — уточнил Констант.

Он смотрел на меня прямо сквозь бестелесного одержимого, с хищным интересом кружащего у запертой клетки. Щелей было предостаточно, и человек внутри оставался беззащитен. Не хватало только жертвенной арки…

Одержимый с надеждой обернулся. Меня передернуло.

— Он не для тебя, — я покачала головой. — Найди Чирикло, и я тебя накормлю.

Констант, собравшийся было повторить свой вопрос, замолчал и слепо завертел головой. Одержимый покрутился рядом, глядя на него, как худеющая дама — на пирожное со сливочным кремом, печально загудел, взмыл под потолок — и нырнул в тории.

Я стиснула зубы, стараясь не смотреть его глазами, не чуять его носом и не чувствовать его телом. Та еще задачка, на самом деле.

Одержимый захлебывался восторгом. Его било крупной дрожью, будто в пике удовольствия, но это я дрожала и покрывалась гусиной кожей. Он чуял тысячи запахов, сладких, невероятных, волшебных — но я почти не могла дышать. Ему открывались сотни видов, десятки невозможно прекрасных картин, — а я зажмуривалась от ужаса. К нему прилетали сородичи, терлись бесплотными боками, делились новостями, завидовали — потому что он вернется — а меня передергивало от омерзения.

Слишком чуждо. Слишком дико. Слишком хищно и кроваво.

Мой страх и его эйфория сливались воедино, и я не могла себе представить, какое выражение застыло у меня на лице.

Не знаю, сколько это длилось. Чувство времени отказывало, пасовало и перед счастьем одержимого, и перед моим ужасом. Для него все закончилось быстро, слишком быстро, а для меня — тянулось мучительно, невыносимо долго.

Наконец одержимый появился над аркой — обновленный, знающий и восторженный — провыл победный клич и нырнул. Не в лисицу, в меня.

Я даже пискнуть не успела.

Тело поднялось с кушетки, остановилось на мгновение, чтобы выдернуть из прически впивающиеся в голову кандзаси, развязать слишком тугой верхний пояс и размотать нижний, — с наслаждением потянулось и направилось к клетке.

— Я знаю, где он, — похвастался одержимый моим голосом, замерев перед железной дверцей. — Пойдем?

Я беззвучно взвыла, пытаясь вытолкнуть его из своей головы. Безнадежно. Одержимый был сильнее — и при желании, в общем-то, мог вытолкнуть меня.

Констант с откровенным интересом заглянул в распахнувшийся без поясов капари, но потом все-таки сообразил посмотреть и мне за спину тоже.

Чучело лежало на листе бумаги в центре комнаты, недвижимое и холодное.

— Ну нет, — слабым голосом пробормотал секретарь. — Вот тебя я ломом гонять не стану!

— И не надо, — покладисто согласился одержимый и протянул руку к замку, но так и не прикоснулся. — Пойдем со мной.

«Черт подери, я обещала тебя накормить, но не им же!» — заорала бы я, будь у меня легкие и голосовые связки. Но их не было.

Констант неуверенно пошевелил пальцами, уронив пару серебристых искорок из-под ногтей, но ударить магией не решился.

— Если я выйду, ты передашь контроль над телом Хикари?

— Передам, — слишком легко согласился одержимый.

— Сразу? — догадался поинтересоваться секретарь.

«Не вздумай, идиот!»

— Нет, — осклабился одержимый и все-таки дернул замок.

На руке в одно мгновение вздулся и лопнул волдырь. Должно быть, пахло соответственно, потому что Констант позеленел и покрепче вцепился в лом.