Юлия Остапенко - Тебе держать ответ

Он сел в кровати, задыхаясь, моргая от заливавшего глаза пота и резкого света, бьющего в лицо. Был яркий, солнечный день, недавно взошедшее солнце висело в окне над морем. Леди Алекзайн сидела на краю постели и держала его руку в своих холодных ладонях.

— Всё хорошо, Адриан, — сказала она, вызвав у него мучительное воспоминание. — Теперь всё будет хорошо.

Она не сказала «это только сон», как сказал бы Анастас, как когда-то, очень давно, говорила матушка и как — что за странная мысль… — наверное, сказал бы Том. Но сделала нечто более важное — дала обещание. Адриан посмотрел на неё с невыразимой благодарностью, потом вздрогнул и отстранился, сообразив, как он выглядит после сна. Кровь прилила к его щекам.

— О, простите, миледи, — с искренним раскаянием пробормотал он. — Я вас потревожил…

Она засмеялась. Смех у неё был негромкий, как будто сдержанный — интересно, смеётся ли она когда-нибудь во весь голос, от души.

— Ты потревожил меня, родившись на свет, Адриан Эвентри. Поздно просить прощения.

Он не мог понять, шутит она или нет, поэтому промолчал. Он спал в штанах и сорочке, опасаясь очередных вторжений Вилмы, поэтому сейчас мог без особого стеснения выбраться из постели, даже не очень глупо себя при этом чувствуя.

«Странно, что она не спросила, что мне снилось», — отчего-то подумал он. Хотя ему нечего было бы на это ответить.

— Посмотри на меня.

Он послушно посмотрел. Алекзайн несколько мгновений рассматривала его, глядя снизу вверх, как изучают лицо больного, пытаясь решить, умирает он или идёт на поправку.

— Ты должен сходить вниз, — тоном лекаря, отдающего непререкаемое приказание непослушному пациенту, заявила она наконец.

— Вниз?

— В деревню. Это недалеко. Вилма проводит тебя.

— Но… — он снова ничего не понимал.

Алекзайн встала и взяла его за руку. Этот жест стал уже почти привычным, и что-то обрывалось в нём, когда она так делала, — это прикосновение стоило тысячи убедительных страстных слов.

— Ты не веришь, — сказала Алекзайн вполголоса; её лицо и глаза ярко сияли в солнечных лучах. — Ты до сих пор боишься, что всё это может не быть правдой. Но это правда, Адриан. Тебе пора свыкаться с этой мыслью. Иди вниз и сделай, что захочешь.

— Что захочу?

— Да. То, что тебе захочется сделать. Сделай. И смотри. — Она смолкла на миг, глядя на него с нежностью — так, как, он снова смутно припоминал, когда-то очень давно на него смотрела мать. — Запомни, Адриан: этот мир твой.

Он бесконечно долго стоял перед ней, босиком на каменном полу. Потом робко шагнул назад, и она без сопротивления выпустила его руку. О, милостивая Гилас, как прекрасна она была в солнечных лучах, отвести глаза от неё не было никакой возможности, но тут Адриан совсем некстати ощутил в желудке голодный спазм. Несколько ужасных мгновений ему казалось, что в животе у него сейчас громко забурчит, преступно разрушив чистоту и таинство момента. Но что поделать — он ничего не ел со вчерашнего утра, когда они прибыли сюда и угрюмый повар, он же кучер и сторож, принёс ему миску каши. Адриан проглотил её тогда, не чувствуя вкуса — он был слишком измотан и ошарашен, чтобы думать о еде. Но сейчас есть хотелось, а леди Алекзайн ни словом не обмолвилась о завтраке. Похоже, она считала, что спасители мира должны питаться солнечным светом и божественным вдохновением. Спросить об этом — значило бы опозориться, поэтому Адриан подавил вздох и, отвесив даме своего сердца как можно более куртуазный поклон, вышел из своей спальни с таким смущением, как будто спальня эта принадлежала ей. Алекзайн осталась стоять на месте, не шевелясь, пока дверь за ним не закрылась.

Адриан наконец позволил себе вздохнуть, и желудок немедленно откликнулся радостным урчанием. «Может, внизу найдётся что-нибудь», — подумал Адриан без особого энтузиазма и, пройдя коротким коридором, стал спускаться по лестнице.

Вилма как раз поднималась по ней, и они едва не столкнулись в полумраке неосвещённой площадки.

— Я за тобой, — выпалила она прежде, чем Адриан успел раскрыть рот, в очередной раз нарушив все писаные и неписаные правила поведения для прислуги.

— Я знаю, — холодно сказал Адриан. — Проведи меня в деревню, — и немедленно пожалел, что поспешил отдать приказ, потому что теперь о кухне приходилось забыть.

— Как прикажете, милорд, — пожав плечами, бросила Вилма и сбежала по лестнице вниз. Адриан медленно спустился за ней, кляня себя и недоумевая, за каким бесом ему вообще сдалась эта девчонка. Дорога-то до деревни прямая, он добежал бы и сам, если…

Если только маленькая разноглазая мерзавка не приставлена к нему в качестве сторожа.

Эта неприятная мысль до того поразила его, что Адриан на миг застыл, занеся ногу над последней ступенькой.

— Ну, что ты там застрял? — нетерпеливо донёсся голос Вилмы от дверей.

Он заставил себя идти дальше.

Ему очень сильно этого не хотелось.

Дорога с утёса шла круто вниз, петляя меж валунов и теряясь вдали, в пёстрых пятнышках домов. Растительности здесь было мало, лишь куцая редкая трава да кусты, притулившиеся к крупным камням. Чем ближе к низине, тем зеленее становились краски, но и запах моря там ощущался заметно слабее.

— А здесь можно спуститься к воде? — спросил Адриан, когда они прошли пятьдесят шагов.

— Здесь нельзя, — ответила Вилма, не оборачиваясь. — Утёс тянется на лигу к северу и почти на столько же к югу. Там идёт на убыль, но толку мало — всё равно берег скалистый, там повсюду рифы торчат. Когда волна идёт, расшибёшься на раз, косточек не соберут.

— Рифы?

— Ну, скалы. Подводные, — пояснила она и бросила на него презрительный взгляд. Она шагала быстро и твёрдо. Подол её платья волочился по пыльной дороге. Адриан закусил губу.

— Каково это?

— Что?

— Жить с такими глазами.

Она резко остановилась. Адриан тоже остановился, и какое-то время они не сводили друг с друга тяжёлых взглядов. Даром что у девчонки был глаз Молога, глядел он совершенно так же, как и другой, вполне человеческий. Или это человеческий глаз перенял бесовщинку от другого — шут разберёт. Как бы там ни было, в обоих этих глазах сейчас отражались самые недобрые чувства.

— А тебе каково жить таким идиотом? — наконец бросила Вилма с небрежностью, слишком наигранной после затянувшейся паузы, и быстро пошла дальше. Адриан сперва ошалело смотрел ей вслед, потом понял, что надо было изобразить снисходительность, но выглядело бы это теперь так же фальшиво, как и её беспечность. Она что, обиделась? Он же ничего такого не сказал. Будто она сама не знает, что у неё разные глаза!

Когда Адриан нагнал её, они проделали уже почти половину пути в долину. Какая-то белая птица со странным гортанным криком пронеслась над ними, и Адриан задрал голову — он никогда не видел таких.