Юлиана Чернышева - Кривые дорожки к трону

— Ну, жениться — не жениться, не знаю, но через несколько дней во дворце будет бал в честь новой фаворитки короля Инзора.

— И как она? — Сплетничать я не слишком любила, но упустить возможность получить информацию на столь любопытную тему все же не могла. — Ты видела?

— Конечно, видела, она уже, кажется, с половиной дворца познакомилась, хоть и прибыла два дня назад. На первый взгляд прелесть какая дурочка, просто цветок оранжерейный. Но Арлек считает — что-то с ней нечисто, а чутью мужа я привыкла доверять. Так что, глядишь, скоро у нас появится новая королева… Тем более не припомню, чтобы ради прошлых устраивались хотя бы приемы, что уж о балах говорить.

Я помолчала, не зная, как реагировать на предположение. За его величество, окажись такой расклад правдивым, стоило бы порадоваться, безусловно. Но не лучше ли было подождать, пока будет раскрыт заговор?

— Гера, что-то случилось? Я думала, ты наслаждаешься отдыхом в компании мужа, — вспомнила, видимо, о моем положении сестра.

— О да, наслаждаюсь — именно то слово, — не пытаясь даже скрыть иронию, согласилась я. — Нейни, что ты ему про меня наговорила?

— Извини?

— Ирвин обмолвился, что ты рассказывала обо мне. Поэтому и спрашиваю — что ты ему сказала.

— Ничего вроде бы…

— Венейна!

— Гера, я правда ничего не говорила. Специально, по крайней мере.

— А не специально? — тут же зацепилась я за слова.

— Ирвин — приятель Арлека, естественно, он бывал у нас в гостях. Но я и не думала, что он запоминает, что я говорю. Это же так, болтовня, ничего важного. Какие-то истории из детства, воспоминания. И я обо всех сестрах рассказывала, не только о тебе.

— И на том спасибо…

— Гера, что у вас происходит? Вы так и не нашли общий язык?

— О нет, почему же? Как раз сегодня нашли. Отлично поругались, спасибо, что спросила.

— Милая, у тебя лунные? Ты так раздражена…

— Нет! — довольно резко откликнулась я. — У меня супруг, с которым совершенно невозможно нормально общаться.

— А ты пыталась?

— Нейни, ты вообще на чьей стороне? Тебе дороже родная сестра или друг мужа?

— Гера, вы оба мне дороги. И я не на чьей-либо стороне, я хочу, чтобы вы были счастливы вместе. Хочешь, я приду, и ты расскажешь, что тебя беспокоит?

Предложение было заманчивым, но Ирвин находился где-то неподалеку. А разговаривать по душам с сестрой, даже навесив кучу щитов, не хотелось, не будучи уверенной, что нас не подслушают. Так что отказалась нехотя:

— Нет необходимости, спасибо. Я… в порядке. Просто немного повздорили, с кем не бывает, верно?

— Верно. — Кажется, мне все же не поверили. — Но если передумаешь, стучи, хорошо? А через четыре дня увидимся на балу.

— Хорошо. Я уже соскучилась.

— И я, милая. Светлого вечера и снов тебе.

— Светлого…

Я прервала стук и свернулась на кровати, подтянув колени к груди. Вот же архайн! Я сама себя сейчас раздражала, честное слово. Ведь я любила одиночество, всегда любила и чувствовала себя комфортно наедине с самой собой. Так почему же так тяготилась им теперь? С другой стороны, раньше такие моменты выдавались не так уж часто. Рядом всегда кто-то был. Сначала сестры, потом школьная соседка по комнате, а затем судьба свела меня с Налой, которая одна умудрялась заполнять собой целый мир. Был торчащий в нашей комнате Тиль, товарищи по факультету, заскакивающие или зазывающие на тай, «коллеги по несчастью» на факультативах у куратора. Я слишком погрузилась во все это, слишком привыкла. И теперь буквально силой заставляла себя остаться на месте, а не идти на поиски супруга, чем бы он сейчас ни занимался. Так и задремала, сжимая в ладони эхо и размышляя, как было бы поступить правильнее.

А проснувшись уже следующим утром, обнаружила, что укрыта почти с головой пушистым теплым одеялом, а световые шары, горевшие с вечера, кем-то потушены. И я бы наверняка отнесла это к заслугам служанки, если бы не запах. Его я почувствовала, еще не открывая глаз, — немного терпкий древесный аромат, которым пахло от Ирвина и к которому, оказывается, уже успела привыкнуть за эти несколько дней. Но самого Аратэра рядом не было, слава богам. Зато было примятое покрывало по соседству, сдвинутая с места плотная подушка и деревянный бок шкатулки, выглядывающий из-под сложенного вдвое листа бумаги. Остатки сна смыло, словно ледяной водой.

Я откинула одеяло и села, теперь еще зрительно, а не только по ощущениям убедившись, что на мне все тот же вчерашний наряд, приобретший совсем непритязательный вид. И решительно взяла бумагу:

«Чтобы извинения не были голословными. Ирвин».

Две строки размашистым и не слишком каллиграфическим, но вполне понятным почерком. И ниже, после значка приписки: «Прости». Я покрутила листок, но больше ничего не обнаружила. Да, супруг с утра оказался на редкость многословен, нечего сказать. А я бы не отказалась получить объяснения, какого архайна он забыл в моей кровати, коль у него есть своя? Но руки уже тянулись к шкатулке, отодвигая замок и откидывая крышку. И я едва сдержала восторженный звук.

Что бы это ни было — действительно приложение к извинениям или банальный подкуп, Ирвин попал в точку. Даже вчерашний, уведенный из-под руки футляр уже казался чем-то абсолютно неважным. Потому что, независимо от его содержимого, этот гарнитур был великолепен. Серьги, кольцо и подвеска на цепочке — безумно красивые, а главное — абсолютно чистые от чужой энергии, хоть сейчас накладывай свое плетение. Это были сапфиры в серебре — любимый камень и любимый металл, так что выбор наудачу можно было сразу исключить. Вот только… неужели Ирвин и впрямь чувствовал себя настолько виноватым, что отправился за подарком то ли ранним утром, то ли вчерашним вечером?

Что ж, какова бы ни была подоплека его поступка, я осталась довольна. Тем более что повод продемонстрировать гарнитур представится совсем скоро.

Нехотя отложив шкатулку, я отправилась в ванную.

Завтрак подали на той чудной террасе с видом на сад. Погода действительно изменилась, стало куда прохладнее, чем вчера, но накинутая на плечи теплая шаль и горячий тай в конце трапезы вполне это компенсировали. И именно тай, как ни странно, оказал мне услугу. Точнее, то состояние задумчивого покоя, которое помогла приобрести чуть горьковатая жидкость с едва уловимым ароматом миндаля — местный повар отчего-то больше других любил заваривать вишню именно с листиками.

Мне вспомнился вчерашний рассказ Ирвина о его погибшем друге. В тот момент я была сосредоточена скорее на моральном состоянии мужа, нежели деталях этой истории, но сейчас кое-что всплыло в памяти. Вернон — так звали мужчину. Но хотя имя и не было редким, я вспомнила, что слышала его совсем недавно. Вернее, видела.