Марина Эльденберт - Пламя в твоих руках

Подбросить — подбросило, но к груди он прижал на удивление бережно. И прежде чем я успела опомниться, уже вынес из кабинета, на ходу бросив:

— Разберись.

— Рэй, — фервернские морозы инеем поползли в приемную, — не думаю, что…

— Не думай. Просто разберись.

Стоило нам оказаться в коридоре, рванулась.

— Пусти!

— Даже не пытайся, — прирыкнули на меня. Не то чтобы очень грозно, но внушительно, драконица пригнулась к земле и спрятала хвостик между ног.

Трусливое чешуйчатое.

— У меня в гримерной телефон, — заметила храбрая я. — И вещи.

— Их заберут. Привезут вместе с лекарствами.

— А…

— Не спорь, Леона. Не сейчас.

Обиженно засопела, но связываться — себе дороже, в лучшем случае меня просто заткнут приказом. Хочет, чтобы молчала, буду молчать. Да я вообще с ним больше разговаривать не буду. Командир выискался, свалился же на мою голову и никак не взлетит обратно. Принялась считать узорчики на настиле, смягчающем грозную поступь Рэйнара Великого. К счастью, в такое время коридоры Ландстор-Холла пустынны, по дороге нам даже никто не попался. Лифты принесли на стоянку, где меня ссадили с рук не менее бережно, чем до этого держали.

— Садись в машину.

— Я к тебе не поеду, хочу домой.

— Садись, Леона, — вкрадчивый, угрожающий голос. — Больше повторять не буду.

Плюхнулась на сиденье и надвинула волосы на глаза, как паренек из фиянского ужастика, вылезающий из труб центрального отопления в высотке.

В отличие от флайса Приста здесь безраздельно царил запах Рэйнара, горьковато-терпкий. Кожаное сиденье под ладонями оказалось никаким, ни холодным, ни теплым. Только сейчас поняла, что я почти ничего не чувствую из-за обезболивающего.

Флайс взмыл ввысь по рукаву-коридору, а я уткнулась взглядом в заслонку, отделяющую салон от водителя. Сейчас она была поднята: серебристо-стальное, полупрозрачное стекло, чтобы во время поездки наслаждаться обзором как тебе угодно. Водитель не оборачивался, но даже случись ему обернуться, нас с той стороны все равно не видно.

— У тебя инстинкт самосохранения есть? — припечатал иртхан.

Промолчала, продолжая сердито сопеть. Мало того что меня вынесли как кулек с литтоновыми ягодками, так еще и нарычали. Очаровательно!

— Ты работаешь в шоу-бизнесе. Это тебя осторожности не научило?

— Пчел мне подарили впервые.

И не только пчел. За все время работы в Ландстор-Холле я один-единственный раз обнаружила в туфельке крошево из стекла. К счастью, до того, как сунула туда ногу перед выходом на сцену. С тех пор туфли я всегда проверяю.

— Как тебе взбрело в голову открыть гудящую коробку? — Упорно на него не смотрела, только чувствовала раздражение, волнами расходящееся по салону.

— У меня лампы в гримерной гудят!

— И поэтому надо всякую дрянь подносить к лицу?! — рявкнул он. — О чем ты вообще думала?

На глаза навернулись слезы.

— О том, что она от тебя.

После этих слов воцарилась тишина.

Меня накрыло и хотелось разреветься уже по-настоящему. Так, чтобы затопить весь салон вместе с его иртхамством. А почему молчал он, понятия не имею.

Молчал долго, пока не вернулся в эфир уже совсем другим голосом:

— Леона, посмотри на меня.

Пальцы легли на подбородок. Мягкое прикосновение, ласка. Которую я почти не почувствовала из-за дурацкого лекарства и которую так хотела продлить, но вместо этого мотнула головой.

— Не трогай.

— Леона.

— Не хочу, чтобы ты видел меня такой, ясно?

— Ясно, — вздохнули справа. — Яснее некуда.

А потом все-таки развернули лицом к себе.

Хотела брыкнуться, но почему-то замерла. Просто до ужаса захотелось потянуться губами к губам или дотронуться до резко очерченного подбородка. Соскучилась? Да, отчаянно, до дрожи, хотя расстались только сегодня утром. Точнее, уже вчера, но как же дико хочется обнять, прижаться, дышать им. Дышать полной грудью.

— Можно? — Пальцы легко коснулись щеки.

— Я луноликая, — предупредила тихо, глядя в тот самый желанный подбородок. — Два кратера, пять горок. Напугаешься, будешь плохо спать по ночам.

Вместо ответа он осторожно приподнял завесу волос, убирая пряди за уши. Одну за другой. У меня даже сердце замерло: страшно, аж жуть. Страшно увидеть разочарование или брезгливость. Страшно понять, что… Неуверенно подняла глаза и словно в яростный зеленый огонь шагнула, так на меня смотрели. Яростью окатило, как бурлящей лавой. На миг показалось, что меня сейчас снова покусают, только гораздо больнее пчел.

— Тот, кто это сделал, за это ответит. Слышишь?

Низкий голос Рэйнара. Искренность, сильнее которой что-то придумать сложно.

Всхлипнула и вздрогнула от ожегшего губы поцелуя. Обжигающего даже сквозь забытье обезболивающего.

Выпала из реальности, танцуя в языках охватившего нас пламени. Вместе с ним.

Почему… почему так?

Каждый миг как на вулкане. Как на краю переполненной огнем бездны, выброс которой способен стереть любого, оставив лишь тень на камнях.

Но падать в нее было совсем не страшно.

Только с ним я чувствовала так остро.

Так сладко.

Так жадно.

Каждый раз как первый или последний.

— Леона, — хрипло выдохнул он, отстраняясь лишь на миг, чтобы крепче прижать к себе, — я просто обезумел, когда мне позвонила Эвель.

Эвель?

— В Ландстор-Холл ты больше не вернешься.

Шмяк.

Примерно с таким звуком упали последние слова на мою и без того беспокойную голову.

— Мм, — сказала я, осторожненько выворачиваясь из объятий, — Рэйнар, это моя работа.

— Подвергать опасности свою жизнь я тебе не позволю.

— Какой опасности?!

— Самой непосредственной. Не знаю, как должна быть построена охрана, чтобы в клуб можно было пронести рагранских пчел.

Он смотрел на меня, хищно раздувая ноздри. Губы упрямо сжаты, а в глазах запечатано решение, обжалованию не подлежащее. То есть невозможность моего возвращения в Ландстор-Холл.

— Не могут же охранники вскрывать подарки! Все пропускается через стандартный детектор.

— Ключевое слово — стандартный.

Да что же он непробиваемый-то какой!

— Детектор для рагранских пчел еще не придумали, — заметила я, начиная заводиться.

Устроилась на сиденье поудобнее и сложила руки на груди, разглядывая город в огнях. Тут и там мелькали змейки аэроэкспрессов, рекламные щиты сменяли один другой с такой скоростью, что уцепиться взглядом за что-то одно не представлялось возможным.

— Дело не в пчелах.

— А в чем?

— Ты понимаешь, что могла пострадать гораздо серьезнее?

А то нет. Рагранские пчелы — это не мелкая пакость и даже не стекло в туфельки. Если бы Дрэйк не выдернул меня из черного облака, валялась бы сейчас в больнице с лицом, напоминающим пирог криворукого кулинара. Другу тоже досталось. Ему завтра выступать, и в отличие от меня Дрэйку не прикроешь заплывший глаз длинными волосами.