Пола Брекстон - Серебряная ведьма

– Я действую только из любви к моей госпоже.

К изумлению, я вижу, что на щеках Несты блестят слезы. Она быстро их отирает и снова придает голосу спокойный и твердый тон.

– Я не могу возвратиться к принцессе Венне с такой вестью. Мы должны придумать способ смягчить удар, ибо я боюсь, что известие убьет ее.

– Разве человек может умереть от разочарования?

– Ты хорошо знаешь, что сейчас стоит на кону, и не только для принцессы. Она желает стать матерью не только ради себя. Разумеется, она хочет родить и ради принца, но также и ради будущего своего народа. Ради будущего всех его владений.

– Тем больше причин для того, чтобы она узнала правду.

Неста трясет головой.

– Ты бессердечное создание, Сирен. Люди толкуют, что твои чувства не похожи на чувства других, что твоей душе бывает хорошо только в те часы, когда на землю опускается тьма. Откуда тебе знать, что приходится терпеть моей госпоже? Как ты можешь это понять?

– Если бы в моей власти было изменить то, что открылось, думаешь, я бы этого не сделала? Моя магия имеет пределы. Мое видение не показало, как дать принцессе ребенка. – Говоря, я смотрю на огонь, и на сердце у меня тяжело, на него тоже давит груз такого горя. – Она должна принять то, чего нельзя изменить. Как и все мы.

– Ха! – Теперь Неста начинает сердиться, наверняка потому, что боится реакции своей госпожи. – Легко тебе говорить, сидя в берлоге, далеко от жизни острова. Не ты будешь смотреть в глаза принцессе Венне, когда она узнает свое будущее. Не ты будешь сидеть с ней бессонными ночами, глядя, как разбивается ее сердце. Не ты будешь смотреть, как принц Бринах отвернется от нее.

Она вдруг замолкает, прищурившись и воинственно выставив вперед подбородок.

– А может статься, что это будешь как раз ты ! Ибо когда принц отвернется от Венны, мы все знаем, кого он захочет посадить на ее место!

– А ну, будь осторожнее в выражениях, когда говоришь со мной.

– Что, правда глаза колет?

– Я для моего принца всего лишь провидица, и ничего более.

– Для твоего принца, ишь ты! – презрительно усмехается Неста. – Ты не можешь отрицать, что хочешь именно этого! Ты хочешь послать меня к принцессе, чтобы я с помощью твоего видения задушила ее мечты, меж тем как на самом деле то, что ты видела, – то будущее, которого желаешь ты , и именно поэтому в нем нет места счастью моей госпожи.

– Ты смеешь чернить меня каждым словом, которое слетает с твоих уст?!

Я вскакиваю на ноги, подняв пыль с земляного пола. Она летит в огонь, и он взрывается снопом искр. Как и я.

– Ты называешь меня обманщицей и лгуньей! Ты ставишь под сомнение мою преданность принцу Бринаху и его жене – и хуже того, обвиняешь меня в том, что видение поддельно! Ты не можешь верить, что я стала бы делать такое. Что я обманула бы оказанное доверие, которое для меня священно!

Неста с трудом встает на свои короткие ноги.

– Люди верят тебе, но они не знают, какая ты на самом деле. Ты всего лишь женщина, такая же, как любая другая, и ты готова злоупотребить положением, дабы получить то, что тебе нужно. Дабы получить того , кто тебе нужен!

– Убирайся с глаз моих! И не смей больше ступать своими жирными ногами на порог моего дома! Я сказала, что видела, и от тебя требуется одно – передать мои слова твоей госпоже. Донеси правду до принцессы Венны. По крайней мере, она поймет, что это истина, когда услышит ее, даже если ты этого не видишь.

Но после ухода Несты я начинаю сомневаться. Поверит ли мне принцесса? Или она тоже увидит в моем толковании какую-то корысть? Известие, посланное мною, – это худшее из того, что она только может себе представить, и будущее, которое оно несет ей, поистине мрачно. Что, если Венна попытается истолковать видение иначе? Что, если она прислушается к ядовитым словам Несты или та нарочно исказит мое послание? Ибо много ходит историй о посланцах, которые, принеся дурную весть, не доживали до того дня, когда их господин или госпожа убеждались, что они сказали правду. Если Неста будет говорить горячо и убедительно, а Венна захочет услышать только ту версию своего будущего, которая обещает ей счастье, не возложит ли она всю вину на меня? Ведь ей известно, к кому стремится сердце мужа. Как она может этого не знать?

Я затаптываю огонь, сдергиваю плащ с крюка у двери и выхожу в сгущающуюся тьму. У меня так тяжело на сердце и тревожно на душе, что я не могу сидеть в четырех стенах. Я пойду прогуляться по берегам озера, чтобы мне хотя бы отчасти передалось спокойствие его вод.

Декабрьское утро не спешит просыпаться после ночной тьмы – даже в восемь часов света еще недостаточно, чтобы выйти на пробежку. Хотя Тильда и предпочитает бегать на рассвете, не надо перебарщивать. Если сумрак слишком густ, можно легко подвернуть ногу или упасть. Сегодня снова стоит мороз, и когда тьма наконец начинает отступать, становится видно: по всей местности разлито странное серебристое сияние. Тильда стоит в саду с кружкой чая, наблюдая, как невидимое солнце постепенно освещает окружающий мир. Озеро не замерзло, но вода его сегодня так тиха, что Тильда понимает – если температура упадет еще на один градус, оно быстро покроется льдом. В эту безмятежную сцену из-за живой изгороди, идущей вдоль узкой дороги, врывается свет фар и звук мотора поднимающейся на холм машины. Наконец в поле зрения Тильды появляется старенький «Лендровер». Надрывно урча, он едет вверх, поворачивает на сто восемьдесят градусов, чтобы подъехать к коттеджу. За рулем сидит Дилан. Она подходит к воротам, чтобы встретить гостя. Вблизи машина кажется еще более потрепанной и побитой. Кузов в нескольких местах помят, краска выцвела и покрылась царапинами, а из выхлопной трубы вырывается жуткое количество дыма. Дилан паркуется и вылезает со своим всегдашним веселым видом, явно нисколько не обеспокоенный состоянием принадлежащей ему машины.

– Почта! – кричит он, размахивая упакованной в коричневый картон посылкой.

– Прибыли твои книги, – объясняет Дилан, когда Тильда впускает его в сад.

– Я не ожидала, что ты передашь их мне лично в руки. Спасибо. Заходи, я как раз вскипятила чайник.

Она ведет его не на кухню, а в студию, где на конфорке растопленной с вечера дровяной печи тихо свистит чугунный чайник. К мерклому свету занимающегося дня прибавляется свет фонаря «летучая мышь». Тильда понимает, как странно это должно выглядеть со стороны. Когда они входят в студию, Чертополошка встает, но не подходит, чтобы приветствовать Дилана.

– Она еще немного стесняется. Даже без своего розового ошейника.

– Твоя студия выглядит круто, – признает Дилан, осмотрев необожженные горшки, стопки альбомов с зарисовками, банки с глазурями и прочие принадлежности гончарного ремесла. Если отсутствие электрического освещения и кажется ему странным, он ни слова об этом не говорит. – Похоже, ты много трудилась.