Александр Басов - Камень Богов (СИ)

— С позволения вашей милости, — морщина удлинилась, видимо изображая улыбку, но выражение лица не изменилось, — я присяду, а то ноги уже не те, что раньше.

— Почему тебя так боится Кирса?, — вырвалось само собой у Милены, совсем не собиравшейся говорить это вслух.

— Много их таких. Нагрешат по молодости, за советом прибегут, да о помощи слёзно просят. А потом, оказывается, ведьмы во всём виноваты. — Аделинда замолчала и, не дождавшись следующего вопроса, продолжила: — Вижу, лицо моё стараешься вспомнить. Не пытайся. Я редко бываю в городе. Живу на отшибе. Кстати, если хочешь, зови меня тётушкой Адой. Тебе можно. — сказала так, будто она была вышестоящей и предложила быть с ней на равных.

Милена была удивлена и восхищена одновременно. Никто с ней так никогда не разговаривал, разве что Кирса, которая искренне заботилась о дочери барона, но даже и не думала о том, чтобы позволить себе такой покровительственный тон. Аделинда вызвала симпатию, не прилагая никаких усилий и не пытаясь извлечь из этого никакой выгоды.

— Тётушка Ада, — начала Милена и почувствовала, что собеседнице приятно такое обращение, — мне под утро сон приснился, можно его истолковать?

Ниточки, туго натягивавшие маску, на которую так было похоже лицо сестры повара Джаспера, ослабли, совершенно преобразив её. Трудно было поверить в это, но сидевшая напротив немолодая женщина имела здоровый цвет кожи и румянец на щеках. Тонкая сеточка морщин вкупе с лукавым прищуром придавала взгляду озорное выражение, а с ярких губ не сходила улыбка.

— Да в таком возрасте, любой сон к замужеству, — подмигнув, сообщила Аделинда оторопевшей Милене. — Раз уж рот разинула — съешь чего-нибудь. И глазоньки красивые так широко открывать не обязательно, ты сейчас меня не только ими видишь, а ещё и сердцем воспринимаешь. Обострил твои чувства ведьмин сок. У мужиков от него только кровь быстрее по жилам течёт, а женщины, ну не все, конечно, силы доселе неведомые обретают. Вижу — не по своей воле попробовала — знать, судьба такая, если столь рано ты с ним пересеклась. А вот к добру, или к худу, мне пока неизвестно, — она продолжала улыбаться, но в глазах промелькнула грусть. — Захочешь знающей стать — найдёшь меня сама. И помни — тот, кто верит только глазам — сам голову в петлю обмана засовывает. Напоследок скажу тебе ещё кое-что: бойся получившего руку, остерегайся протянувшего руку, не осуждай отдавшего руку…

Со стороны входа послышался гомон голосов, Милена вздрогнула, резко повернула голову и увидела зашедших в таверну солдат.

— Простите, тётушка, я отвлеклась, — она хотела добавить, что слушала внимательно, но извинения повисли в воздухе — стоящий напротив стул был пуст.

Из кухни выглянула Кирса, насторожённо оглядела зал, не обнаружив ни одной ворожеи, приободрилась, приосанившись, двинулась навстречу новым посетителям. С полдюжины солдат в новенькой форме толпились у стойки, громко делясь впечатлениями о местных сортах пива. Завидев хозяйку заведения, они замолчали, потом кто-то присвистнул, и тем самым словно дал команду остальным, принявшимся восторженно причмокивать губами и ощупывать взглядом пышные формы Кирсы. Та прекрасно знала, какое впечатление производит на большинство половозрелых существ мужского пола. Остановившись в паре шагов от солдат, расправила плечи, подбоченилась, выгодно подчеркнув линию бёдер и, слегка наклонившись, томно проворковала:

— Чего желаете, служивые?

Служивые, онемев от восхищения, некоторое время пялились во все глаза, потом один из них вышел вперёд, подчёркнуто надменно окинул хозяйку взглядом снизу вверх и противным гнусавым голосом процедил сквозь зубы:

— Слышь, девка, лучшего пива героям дальнего рейда!

Кирса всплеснула руками, изобразила книксен, колыхнув бюстом так, что солдаты враз проглотили слюну, и несвойственным голосом забормотала:

— Сию минуту, господин офицер, всё будет сделано, я сейчас принесу вам на пробу то, что всегда подаю нашим славным героям, вернувшимся из дальнего рейда.

Она скрылась за стойкой, а названный офицером гордо выпятил грудь и, повернувшись к товарищам, произнёс:

— Ну, как я её?

Все вокруг загалдели, "офицеру" достались одобрительные жесты и дружеское похлопывание по спине. Милена, с интересом наблюдавшая эту сцену, никак не могла понять поведения Кирсы, неплохо разбиравшейся в армейской иерархии. По невыгоревшим на солнце мундирам и отсутствию знаков различия можно было предположить, что посетители — все до единого — новобранцы, не так давно прибывшие в учебную часть.

— Уже бегу, господин офицер!, — с этими словами хозяйка таверны возвратилась с большой кружкой, неся её в обеих руках высоко над головой. — Всё для вас, доблестные защитники Кифернвальда!

"Офицер" принял кружку двумя руками, победоносно оглядел окружающих и припал губами к краю. Сделав первый большой глоток, он вздрогнул, медленно опустил кружку, представив взорам остальных искажённое гневом лицо и капли белого цвета на подбородке. Один из солдат сразу понял, чем напоили их повышенного в звании товарища, и громко захохотал, указывая остальным:

— Глядите, наш Карл молочка отведал!

Дружный хохот заставил Карла покраснеть, не глядя, сунув кому-то в руки злополучную кружку, он сжал кулаки и сделал угрожающее движение в сторону Кирсы. Хозяйка таверны не испугалась. Окинув солдат жалостливым взглядом, она вздохнула и спросила:

— Вы, ребята, хоть раз видели человека, вернувшегося из дальнего рейда? Только что из госпиталя вышедшего, когда кожа новая едва отросла на месте ран, да ожогов?

Смеяться перестали. Новобранцы притихли и уже по-иному смотрели на Кирсу, больше не пытаясь раздевать её глазами.

— Вы думаете, они тут пиво в глотку вливают, пока из ушей не потечёт? Нет, ребятки. Кто несколько дней, а кто и декаду целую, молочко пьёт помаленьку, чтобы яд из тела вывести, да окрепнуть, потому, как другую еду организм не принимает. А все, кто пытается спиртным лечиться, очень быстро попадают в армию Несотворённого Отца. Оно, наверное, почётно, вот только на побывку оттуда не отпускают.

Барон Трогот возвратился незадолго до начала вечерней службы в соборе. Сигнальщик с надвратной башни протрубил в рог, сообщая населению о прибытии сеньора, и вскоре в город торжественно вступил конный полувзвод его личной охраны под развёрнутым знаменем. Позади замыкающей шеренги двигались трое всадников, один из которых был хорошо знаком местным жителям, а вот двое других весьма заинтересовали немногочисленных зевак, наблюдавших этот маленький парад. По правую руку от барона, на мерине буланой масти, ехал человек, облачённый в фиолетовый плащ. Его лица под капюшоном не было видно никому, но плащ говорил сам за себя — такие носили только представители высшего духовенства.