Елена Ахметова - Адриана Таш ри Эйлэнна 2 (СИ)

“Дура!”

…Возможно, препираться стоит все же после того, как убедишься, что противник все еще неадекватен.

Подменыш страдал чем угодно, но не благородством, и вот уж его-то удар вырубил нас обеих с первой же попытки.

Время учит прислушиваться к окружающим, сопереживать им, различать оттенки и подтексты. Со временем люди становятся милосерднее и мудрее, только вот счастливым это еще никого не сделало.

Она смотрела на меня и молчала, и ее волосы в темной воде то сплетались клубком змей, то свободно колыхались, подобно длинным черным водорослям. Я никогда не носила распущенные волосы.

Ее тоже нестерпимо мучила мысль, что все могло быть иначе - ярче, справедливее, мудрее. Я могла бы родиться в другой семье, на другой планете, в другом мире; так и не узнать, каково залечивать ожоги от неудавшихся заклинаний, не видеть в каждом человеке лишь средство достижения своей цели, не просчитывать наперед любой шаг. Никогда не вдохнуть отравленные благовония, не сидеть в своей комнате, будто в темнице без окон, не метаться из угла в угол, пытаясь смириться с тем, что за меня уже все решено, и выхода нет…

И никогда не встретить Фирса. Моего упрямого, занудного, заботливого, самого родного…

Моя богиня могла бы сказать, что внутри каждого человека живет озлобленный ребенок, который точно знает - у него был шанс сделать все иначе, и у него этот шанс отняли. Он горько плачет о том, чему не суждено сбыться, воет в голос, яростный и беспомощный, и те, кто говорит, что нужно уметь видеть маленькие радости в окружающем мире, всего-навсего разучились его слышать.

Но мы молчим - потому что я и так знаю все, что знает она.

“Ты - не сильнее. Не лучше. Ты лишь вой в моей голове”.

Глава 16. Губернатор Дарлеи

Под босыми ступнями - привычная шероховатость чуть теплой древесной коры. В воздухе пахнет снежной свежестью и едва ощутимо - смолой. Ствол Древа Жизни так далеко, что виден, только если напряженно прищуриться: тогда он величественно выплывает из вьюжной темноты, огромный и недостижимый. Тонкие нити чужих душ над головой сплетаются в единую канву, и отсюда кажется, что светится и пульсирует все небо.

Я еще никогда не была так глубоко.

Корни Великого Древа - массивные, переплетающиеся в сложную живую сеть, - здесь плавно изгибаются, спускаясь в спокойную темную воду, в которой не отражаются ни тоненькие ниточки, ни вьюга, ни даже вездесущие ветви. Так странно… в существование Леты, реки, куда осыпаются отмершие души, не верили даже в моей Гильдии.

Что ж, теперь я увидела ее своими глазами, - а Та, Что Сильнее, еще и искупнуться умудрилась.

“Все же сильнее?” - подначивающе улыбается она. Ее волосы развеваются по течению, руки безвольно всплывают на поверхность.

“Нет”, - обреченно вздыхаю я. Если ей так хочется бросить отвергшего ее художника на произвол судьбы - сильнее придется быть мне.

Ее руки - такие же бледные, как мои, с непропорционально маленькой ладонью и тонкими, но сильными пальцами. Волосы - той же длины, но на тон темнее, и в воде кажутся иссиня-черными - именно тот оттенок, который я хотела раньше, когда цвет еще не потерял всякое значение. Черты лица чуть резче, глаза - немного другого разреза. Она красива даже сейчас, с посиневшими от холода губами и безнадежной злостью во взгляде. А я… наверное, оно и к лучшему, что я не отражаюсь в этой воде, - сравнение уж точно было бы не в мою пользу.

У нас обеих одинаково противно щиплет глаза, и мы обе недовольно щуримся. Раньше я часто плакала - мне все казалось, что я не справляюсь, что от меня требуют куда больше, чем я могу выдержать. Что такое настоящая усталость и отчаяние, я узнала только тогда, когда на слезы не осталось сил.

“У тебя и сейчас их нет”.

Что правда, то правда. Но больше ты не проснешься вместо меня. Прости, моя родная, моя волшебная. Кажется, я не так уж хочу становиться тобой.

“А какая разница?” - невесело усмехается она. На извинения ей традиционно плевать: что значат слова, не подкрепленные делом? Если бы мне действительно было жаль, она бы проснулась уже сейчас - и сделала все по-своему.

“Что гораздо хуже, - заметила моя вторая, - пока мы тут впустую треплем языком, в реальности нас убивают - притом нас обеих. Тебе интересно, насколько длинными нам с тобой кажутся наши последние секунды?”

Ну, признаться, не очень.

Но моя дверь отсюда так далеко, что нечего и пытаться выбраться самостоятельно, а помощи ждать банально неоткуда - вряд ли Тамаз ринется меня спасать, рискуя своей драгоценной шкурой. Проще провалить контракт. И что тогда остается мне?

“Обернись”.

Что?

М-да, пора что-то делать со своей излишней доверчивостью. Слушаться, не задумываясь, своего придворного художника (который, как выяснилось, и не художник вовсе) - уже изрядная дурость, но чтобы подчиняться собственному альтер эго…

Я обернулась - и в неописуемом шоке уставилась в темно-карие глаза губернатора Дарлеи. Глаз было четыре штуки, губернаторов - две, обе какие-то оглоушенные и возмущенные одновременно. Рассчитывали на уединение, что ли?

- Добрый день, - ляпнула я и на автопилоте склонила голову в традиционном приветствии. Происходящее приобрело пряный и острый оттенок дичайшего абсурда.

Вряд ли для лорда Дуайта Даррогена день мог считаться добрым, раз его вышибло так глубоко за Грань. Не говоря уж о несколько странном количестве лордов - и двух пульсирующих ниточек, уходящих от каждого экземпляра куда-то вверх.

Адриана, включай мозги… хотя бы сделай вид, что они у тебя есть, а не перешли к твоему двойнику до последнего нейрона!

Случайно встретить кого-то за Гранью практически нереально. Единственный вариант - вызвать себе собеседника, выбрав его из числа спящих неподалеку от физического тела. Этот номер у губернатора не мог пройти по той простой причине, что на настоящий момент он находился на другой планете. Вывод - либо тут замешано божественное чудо (на редкость пакостное, должна заметить), либо есть какой-то некромантский фокус, о котором я не осведомлена (что весьма вероятно), либо…

Либо мы оказались тут в четырех экземплярах, потому что отравлены одной и той же дрянью - и в ближайшее время умрем.

Я переводила взгляд с одного губернатора на другого и пыталась понять, кто сильнее из них двоих.

Мы с моей несостоявшейся богиней были одинаковы только поначалу. Она изменялась, становилась решительнее, резче и безоглядней. А я всегда плелась в хвосте, отставала во всем. Может быть, потому, что не так уж хотела быть сильной?.. Как бы то ни было, в один прекрасный день она появилась в другом платье. Потом - с другой прической, которая шла ей куда больше, чем то безобразие, что так любила сооружать у меня на голове моя камеристка.