Юлия Ганская - На краю бездны [СИ]

Черные брюки были почти полностью в крови, которая хоть и была невидна на них, но пропитала ткань насквозь. Гай сам словно раздвоился. И половина его насмешливо наблюдала за тем, как края ран стягиваются, зарастая, понимая всю бесплодность его стараний. А вторая заходилась в вопле, требуя избавить от вгрызавшихся в неё воспоминаний Кэйлаш, которые неотступно следовали за ним. Он уже был и не рад своей затее, всё увиденное им не отступало ни на секунду продолжая стоять перед глазами, заставляя постепенно терять контроль и хладнокровие. Но самое главное — они будто выпивали из него силы. Словно Кэйлаш носила в себе некий вирус, который теперь овладевал Гаем — медленно, но верно.

Его прежние попытки причинять себе боль и испытывать при этом хоть какое-то подобие эмоций и удовольствия теперь стали безрезультатными. Он морщился от боли, когда лезвие вспарывало кожу, а перед глазами навязчиво, как наркоманский бред, снова и снова горел старый фонарь, стояла маленькая девочка, и преисподняя приветливо открывала свою пасть, готова принять её в свои ледяные объятия. И он купался в её мерзком и жутком безразличии, переплетённым с иссушающим холодом и пустотой, как и маленькая девочка под старым тусклым фонарем на зимней улице. И конца этому не было. Теперь его игра с болью превратился из кайфа в чистейшее садо-мазо.

Более того, с самой Кэйлаш было всё настолько не так, неправильно, что он испытывал желание вновь увидеть её. Несмотря на то, что желание растоптать её и поставить на место никуда не исчезало. Она, неведомо как, разрушала его, начиная с того самого момента, как появилась на судебном процессе. Гай понимал, что ему следует вернуться в город и не продолжать свою затею. Вполне возможно, что Кэйлаш, сама того не зная, является кем-то из существ другого порядка. Может, в её роду были колдуны или ведьмы. Может кто-то ещё. Кто их знает — с кем путались существа, когда могли спокойно пересекаться с людьми. Именно поэтому, пытаясь списать всё на странную магию, Гай и пытался вернуть себе покой и способность соображать, нанося один за другим порезы.

Бесполезно. Он злобно выругался и отшвырнул нож. Обсидиановая рукоятка блеснула как черная звезда, пролетая в лучах солнца, заглядывающего в маленькое окно. Гай огляделся. Весь кровавый антураж придется убирать, если он не хочет вызвать проблемы на свою голову, их у него и так полно. Недовольно морщась от необходимости применять магию и привлекать к себе внимание, Гай заставил кровь раствориться темной дымкой, повисшей в воздухе, будто кто-то курил в комнате, а затем вылететь в окно.

Просто так он не уйдет. Уж слишком много он сделал, чтобы вот просто так взять и отступить. Тем более, что прошло уже более трех дней, и ему надо было наведаться к Кэйлаш хотя бы для того, чтобы закрепить эффект своих действий.

Джил затеяла большую уборку, слишком поздно поняв, что это титанический труд. Она доблестно сразилась с коридором, привела в порядок комнаты наверху, но при виде кухни, кладовки, гостиной и комнаты, превращенной отцом в некий склад бумаг и книг, тихонько заскулила, соображая, что не осилит всё сразу.

Стягивая с себя промокшую и запачканную футболку, которую позаимствовала из отцовских вещей, Джил почесала нос. Кожа облезала, как и раньше, в детстве, когда она слишком долго была на солнце. Интересно, что в городе такого никогда не было, словно там даже воздух был настолько неестественный, что лакировал всё, чего касался, тонким слоем пыли и газов.

Она хихикнула, поворачиваясь к зеркалу и глядя на то, каким пугалом выглядела. Положительно, так ей идет больше, чем ходить в строгих костюмах. Самое то.

— Тебе так весело?

Джил чуть не уронила футболку, которую держала в руках, и оглянулась, машинально прикрываясь её. На ней, кроме спортивных штанов и белья, ничего не было, поэтому вряд ли она была готова к тому, что кто-то войдет в комнату. Правда, она не сразу сообразила, что в комнате никого нет, а значит — это вновь вернулся призрачный преследователь. Джил отошла от зеркала и демонстративно бросила вещь в корзину для одежды. Если вторгается в её жизнь без предупреждения, пусть пеняет на себя. Она, конечно, не обладала тем, что можно показать мужчинам, но чего стесняться бесплотного паразита, сознательно мешающего ей спокойно жить?

— Мне не весело, мне просто хорошо, — отозвалась Джил, ожесточенно захлопывая крышку корзины. “Надеялась, что ты сгинул”, — добавила она, зная, что тот всё равно это слышит.

— В прошлый раз ты показала мне место, которого боишься, — ему словно нравилось напоминать ей о том, что ранило или задевало. И Джил промолчала, хотя ей слишком хотелось сказать что-то типа непотребного ругательства, отправляющего собеседника в далекое путешествие. Она понимала, что если хочет остаться с меньшими потерями, то ей лучше быть спокойно и трезво соображать, чтобы не нарваться на подвох.

Её собеседник, тем временем, словно раздумывал, и потом, когда она уже решила, что он убрался восвояси, заявил:

— Сегодня ты покажешь мне место, где была счастлива.

Если Джил и сомневалась на секунду в том, что с ней играет игры какая-то нечисть, теперь они рассеялись. Всё, что он требовал ему показать, находилось здесь в этом городе. Похоже, что её саму знали гораздо лучше, чем показывали это, и явно хотели преподать ей какой-то извращенный урок или заставить совесть мучать её.

Она подхватила куртку и молча направилась к лестнице вниз. Как бы то ни было, Джил собиралась встретить всё с расправленными плечами, даже если это было слишком больно. К тому же, эта жестокая игра была не так проста на первый взгляд. Она словно служила ступенькой к тому, о чем говорил старый священник — к будущему, для которого ей было необходимо вернуться в прошлое и взять его с собой, не как врага, а как друга.

Ночью был дождь, и, несмотря на яркое солнце, погода оставалась прохладной. Словно, вместо летнего тепла внезапно наступили осенние дни. Джил застегнула куртку и, засунув руки в карманы, чтобы не зябли, зашагала вверх по дороге, уводящей на холмы.

Ничего не изменилось. Вдоль дороги по-прежнему росли разнообразные кусты, которые отгораживали её от полей и небольших рощ. Дорога уходила вверх, поднимаясь на склоны холмов, окружающих город. Джил шагала по неровному покрытию, которое давно требовало ремонта, оставляя позади последние дома, заслоняемы раскидистыми деревьями и разросшимися кустарниками. Где-то на горизонте клубились тучи, обещая снова дождь, а в разрывах между ними мелькали проблески солнечных лучей.

Чем дальше оставался город, тем тише было вокруг. Джил шла, и в тишине, нарушаемой лишь птичьими голосами, ей казалось, что рядом, обретая очертания и плоть, шагает Райз. Это было настолько реально, что она могла представить, как протягивает руку, чтобы положить её на его большую ладонь. И они идут вместе по дороге, навстречу гребням холмов, покрытым деревьям и разнотравьем.