Юлия Ганская - На краю бездны [СИ]

Сейчас, едва видя то, что находилось перед ним, он всё же заставил себя подняться. Нашел свою одежду, которая лежала на полу. Ему не было стыдно того, что он почти не может двигаться. Всё в нем было сломано, и до того, как он может переставлять ноги, ему как-то не было никакого дела. Застегнуть рубашку он смог с четвертой попытки, и, наконец, ощущая, как одежда, словно наждак, растирает раны, сделал шаг к двери.

— Ты не хочешь спросить меня — что я велела ей сделать? — Она лениво растянулась, вытягивая, как змея, свое тело покрытое засохшей кровью.

Она сделала то, что хотела — отняла у него надежду и вернула его в тот мир, где он был до сих пор. Всё это время она знала, что делает, отнимая у него то, чем он дорожил.

— Я приказала ей убить прокурора. Ведь когда-то он засудил её друга, — она смеялась, считая это очень забавным.

Он услышал её слова, и, несмотря на то, что не мог ни о чём думать, всё же заставил себя с трудом, но сделать шаг вперед. Кэйлаш по-прежнему была в опасности.

Его лицо оставалось относительно не тронутым, и он мог спокойно пройти мимо толпившихся внизу людей. Путь до дверей отеля дался ему так, словно его тело разваливалось на части. Вот как выглядит насилие. Его не смыть и не содрать, даже если снять с себя кожу, обнажая кости. Он пропитан им насквозь, он омерзителен как гниющий труп, распространяя его дыхание вокруг себя.

Он ехал в такси, которое поймал у отеля. Дорогая одежда, кредитная карта, такая безупречная оболочка для искореженного нутра. Джил могла отправиться лишь в одно место в это время дня, во Дворец Правосудия. Туда он сейчас и ехал, надеясь лишь на то, что не опоздал. Нащупав в кармане телефон, он набрал номер не слушающимися его пальцами и сказал то, на что хватило сил:

— Бросай всё и мчись во Дворец Правосудия. Вызови прямо сейчас нашего врача, пусть ожидает твоего возвращения.

Две фразы дались ему с таким трудом, словно он разучился разговаривать.

Последний бросок.

Последнее усилие.

Он не для того проделал весь этот долгий путь.

Когда перед ним автоматически раскрылись стеклянные двери, он уже знал, что Джил тут. Вынимающая пистолет и целящаяся в прокурора, чужая и уверенная в себе, словно перед ним стоял кто-то другой, а не маленькая женщина, неспособная забыть погибшего друга.

Он собрал все силы и направился к ней. Действие любого заклятья спадает, если разрушить контакт, изменив действие так, чтобы его выполнил не тот, кому его внушили, а другой. И он столкнулся с Кэйлаш, выхватывая у неё пистолет и нажимая на курок.

Теперь она свободна.

Но он смотрел на летящую к прокурору пулю и видел, как тот не проявляет эмоций, свойственных человеку. Тем более, человеку, в которого стреляют. Перед ним стоял кто-то неизвестный, кто улыбался, наблюдая за происходящим так, словно оно ему было по душе.

Рассудок отказывался воспринимать что-либо, всё, что он мог сейчас помнить и видеть перед собой, это была она одна. Поэтому он равнодушно бросил пистолет и повернулся к ней. Её глаза наконец-то стали прежними — большими, испуганными, и он опустился на пол рядом с ней. Он позволил себе прикоснуться к ней, обнять.

Это убивало его. Простое прикосновение к ней казалось похоже на пытку, словно он обнимал огонь, и не только потому, что он испытывал боль каждым сантиметром кожи. И не потому, что ему было сложно заставить себя испытать контакт с кем-то после того, что с ним сделали. Его грязное тело не должно было даже касаться её, пачкая Кэйлаш тем, чем он теперь был пропитан насквозь. Но он знал, что это — последний раз, когда он может оказаться рядом с ней. Ощутить её реальность, которая так и останется обрывками воспоминания, смешанного с канвой боли и позора. Услышать её голос, уже начинающий стираться, как старая запись. Он яростно удерживал её образ перед собой, борясь с тем, что волочило его обратно, в засасывающую тьму.

Это было прощание.

Он всё еще оставался собой, когда вокруг них поднялся шум, появилась полиция. Он не мог найти в себе силы отпустить Джил и поставить точку.

Но затем он всё же отпустил её.

Пока его окружали полицейские, он смотрел, как её подхватывает и уводит единственный, кому он мог доверить заботу о ней. Когда они скрылись в толпе, его разум мог больше не бороться с теми трещинами, которые раскололи его на множество осколков.

Последнее, что он подумал — всё равно, ради неё стоило заплатить такую цену.

Над городом собирались тучи, обещающие грозу и хороший ливень. Несмотря на то, что до сих пор стояли весьма прохладные дни, конец лета решил побаловать горожан жарой на прощание. Кроме людей, суетливо снующих по улицам, всё живое попряталось и замерло. Птицы не носились стайками, щебеча изо всех сил, домашние животные не рвались гулять. А те, кого хозяева выводили, тихо семенили за ними, словно не решаясь отойти в сторону.

Аноэль смотрел в окно на тучи, окружающие город плотным кольцом, но не приближающиеся к нему, и думал, что над особняком так же сгущаются тучи проблем. Он понятия не имел — как объяснить то, что творилось вокруг него, и находился в состоянии взвинченной готовности ко всему. От цунами до очередного вторжения в дом.

Сейчас в его доме, наверху, лежала женщина, которую он видел до этого всего лишь один раз. А теперь она непостижимым образом оказалась задействована в той чертовщине, что творилась вокруг всех них. Он до сих пор не мог забыть все то, что разыгралось на его глазах после звонка Гая, и был готов поверить, что это ни что иное, как просто плохой розыгрыш. Только вот подтверждение тому, что это случилось наяву, на самом деле, лежало в гостевой спальне, неспособное придти в себя. А в её крови находился некий яд, который пытался вывести целитель. Он прямо сказал Аноэлю, что на человеческую болезнь это не похоже, а значит вести её в госпиталь — опасно. Слишком много вопросов и ненужного интереса. Похоже, что человеческую знакомую Гая угораздило влипнуть гораздо глубже, чем надо.

Аноэль вздохнул. Ему хотелось стучаться лбом о стену только от одного факта того, что он понятия не имеет — что ему делать дальше. А главное, он не мог понять — почему Гай тянет со своим освобождением под залог. Будь он здесь, вдвоем они точно знали, как разгрести свалившееся дерьмо.

Вот уже три дня Аноэль не мог сам навестить Гая, который по-прежнему находился под бдительным присмотром полиции. Ещё бы, его обвиняли в попытке убийства прокурора города. Аноэль не мог никуда уйти потому, что женщина была настолько плоха, что пару раз он уже был готов к тому, что она умрет. А, учитывая то, как вёл себя с ней Гай, это грозило ещё худшими последствиями.

Кстати, теперь у них не было адвоката. Шолто исчез, явно вернувшись к себе домой. Блудный принц, или лорд, Аноэль плохо помнил то, что тот рассказывал ему, и так слишком долго терпел Гая, а тот оставался по-прежнему занозой в заднице. Ему стоило быть внимательней к тем, кто его окружал. В итоге Гай остался без того, кто следовал за ним тенью, а его подруга лежала в полной отключке от неземного яда. Шолто покинул особняк — и у них больше не было чудодея, способного перевернуть всё в свою пользу.