Елена Вилар - Аленушка и братец ее – козел [СИ]

— Как похоронили? — опешила я, звонко икая.

Злата наполнила еще по стакану и тот, что рядом со мной стоял, еще ближе ко мне подвинула.

— А вот так, за забором кладбища, как ведьму поганую. Я тогда сильно расстроилась, да и провела обряд на контракт. О чем просила — говорить не буду. Но Судья усмехнулся и спросил: а того, кого любишь, постоянно видеть хочешь?

— Гад… — выдохнула я.

— Гад, конечно, вот только я этого не понимала. Он мне и говорит: загадай желание, только по-умному загадай, чтобы ни одной лазейки не оставить. Твоя душа Экариону в обмен на твое желание! Я тут же согласилась. Два дня дома искала, как бы так загадать, чтобы в живых остаться да с любимым, и душу Повелителю отдать. Кто же знал, что любимый мой и есть этот самый… Экарион.

— Как?! — опешила я.

— А вот так! Тем обозом он как раз возвращался к точке перехода, что в моем болоте была, да у меня на хуторе и перекантовался недельку. А чтобы народ нос свой в избу не совал, он похороны мои организовал, видать, уже тогда на силу глаз положил. А как время его пришло, так и вернулся в ад. Не бывает таких желаний, чтобы не нашлось лазейки. Видела бы ты перекошенное лицо Повелителя похоти, когда ему меня привели, как дар Совета.

— А дальше что? — осторожно спросила я.

— А дальше?! Если у атеркаров и есть чувства, то любви среди них нет. Экар сказал, что все это было игрой и что в этой партии он проиграл, а значит, теперь я его приз за проигрыш и моя душа будет тут до тех пор, пока я ему не надоем. Нечего и говорить, что я возмутилась и попыталась проклясть, за что получила рикошет. Все, что ты видишь, это сила ведьмы в последнем крике, которая для атеркара как деликатес. Силу мою он впитал, а все проклятия мне достались.

— Но ты все еще его любишь? — осторожно уточнила я.

Огромные глаза Златы наполнились слезами, и женщина робко кивнула.

— Аленушка, не совершай моей ошибки. Не заключай контрактов.

— Поздно, — усмехнулась я. — Я не только его заключила, но и отрабатываю…

— Ничего, один день остался… И свобода, только больше не заключай… Пойми, свобода, она куда важнее! Я тебе к зелью еще и порошок дам. Как воспоминания будут настигать, так ты пару крупинок под язык, и все проходить будет.

— Спасибо… — искренне поблагодарила я и, допив крепленое вино, направилась к двери.

— Иди, дорогая, и помни, нет у них человеческих чувств, нет и не будет. Это ад, милая, а не место, где исполняются мечты!

Дверь за спиной закрылась, и я, включив свет в коридоре, внимательно осмотрела себя. Следы от ошейника еще виднелись, а вот от кандалов почти пропали. Рыкнув, я кинулась в ванную, по пути срывая ненавистный наряд. Я долго терла тело мочалкой. Холодные струи воды чередовались с горячими, но не позволяли расслабиться. В итоге, окончательно уставшая, я прошла в свою комнату и, опустившись на кровать, разрыдалась.

— Ненавижу! Как же я тебя ненавижу! Зачем? Ну зачем ты появился в моей спокойной, а главное, такой счастливой жизни?!

Тихо всхлипывая, я все-таки уснула, чтобы попасть в ад для очередного экзамена…

Очнулась оттого, что мое тело, приняв удобное горизонтальное положение, размеренно раскачивалось. Оглядевшись, осознала, что нахожусь в гамаке, висящем в воздухе. Не было ни деревьев, ни столбов, ни стен, что могли удерживать это ложе, лишь серое марево вокруг. Сев, спустила ноги. С растерянностью взирая вниз, я поняла, что ноги опустить некуда, так как пол различить не могла.

— Где я?!

Ответом мне была оглушающая тишина, время от времени разбавляемая слабым скрипом гамака, что продолжал раскачиваться. Это хороший знак — значит, я не оглохла. После вынужденной немоты, испытанной в предыдущую ночь пребывания в аду, страх потерять одно из чувств стал невыносимым. Я хотела видеть, слышать, чувствовать запахи, а главное, говорить.

Гамак скрипнул, качнулся сильнее, создавая слишком обширную амплитуду, будто выпихивая меня наружу. Упав на четвереньки, испугалась и затравленно огляделась.

Пол был. По ощущениям, это тот же камень, на котором я сидела, когда Аркерон был Судьей. Неуклюже встав, я с удивлением осмотрела себя. Длинная сорочка, когда-то бывшая белой, а сейчас радовавшая своим застиранно-серым цветом, полностью скрывала мою фигуру. Про такое облачение говорят — мешок на завязочках с рукавами. Пошевелив босыми ногами, мысленно порадовалась, что не ощущаю холода и дискомфорта от мелких каменных крошек, что явно попались под ступни.

Пока разглядывала и оценивала то пространство, в котором оказалась, гамак исчез. Вместо него появился деревянный стул.

— Желаете, чтобы я присела? Фигу!

Полностью проигнорировав невысказанное приглашение, повернулась к стулу спиной и медленно направилась в серую мглу, что окружала пространство, в котором я очнулась. Сначала до меня донесся шум, а затем я начала различать слова. Перед взором появился ряд колонн, отгораживающих полукруглый стол, за которым сидели атеркары в масках и плащах, от серого пространства.

— Аркерон, ты удивил меня количеством контрактов. В последнее время ты не был так щедр на силу ведьм, — не скрывая ехидства, слегка приглушенного маской, произнес Экар.

— Не обольщайся, — парировал оппонент. — Тебе повезло, и не более.

— Да?! — искренне удивился Повелитель похоти. — А я-то уж подумал, что ты решил таким образом меня подкупить.

— С какой целью? — поинтересовался Аркер.

Экарион резко подался вперед, опершись на ладони. Мужчина нависал над столом, желая придать разговору определенный эмоциональный накал, но Судья не поддался на уловку, демонстративно сложив руки на груди, он еще раз повторил вопрос:

— Так с какой целью я должен покупать твою благосклонность?

— Ты думаешь, я забыл, как ты всучил мне Злату? — прошипел атеркар.

— Всучил?! — изумился Судья. — Ты сам совершил ошибку, а мы лишь превратили все это в еще один кон.

— Кон?! Ты заключил с ней договор, по которому она, как ведьма, потеряла значимость. Именно ты создал ее такой! — не унимался Экар.

В ответ раздался приглушенный смех. Экарион отпрянул и, опустившись в кресло, щелкнул пальцами. На столе появились хрустальные бокалы и пузатый графин с темно-зеленой жидкостью. Экар разлил по бокалам напиток и, проведя рукой по лицу, превратил маску в полумаску. На губах мужчины мелькнула ухмылка. Жадно хлебнув, он сделал вид, что пробует зеленую жидкость, после чего шумно проглотил и, отставив бокал, произнес: