Светлана Тимина - Месть Атлантиды

Элика задыхалась в потоках нереально сильного возбуждения. Кровь убитой ею отравительницы засыхала, стягивая ее кожу, посылая дополнительные импульсы в мозг. Кожа боевого костюма наконец-то разорвалась под сильными руками мужчины, открывая ее сладкую уязвимость его власти и... Безумию? Нет. Безумия в нем не было по определению. Самоконтроль, осторожность, защита, ответ на ее безумное доверие, но никак не помутнение рассудка! Тьма была в его душе, но никогда не позволяла себе преобладать над его разумом, казалось, она вступила с ним в мировой союз. Элика не могла сейчас понять, почему так сильно боялась его совсем недавно. Ведь даже тогда она чувствовала себя полностью защищенной в его руках.

Горячие поцелуи сводили с ума, бедра Элики в первобытном танце толкались ему навстречу, требуя большего. Чтобы он брал ее до боли, до потери сознания, до судорожных слез, после которых будет лишь покой и умиротворение. Его сильные руки, сжимая, оставляя отметины на ее оливковой коже, сейчас не обделили своим вниманием ни одного сантиметра ее тела. Ощутив резкое, слегка болезненное вторжение его пальцев, девушка застонала, подаваясь вперед, еще ближе, еще сильнее, ощущая приближение разрядки, в сто раз сильнее и безумнее всех прежних вместе взятых. Следующий ее стон вызвало ощущение потери, когда агрессивная сладкая ласка резко прекратилась.

Кассий резко выпрямился, вскочив на ноги. Элика не видела, что он делал за ее спиной, и, заметив кнут в его руках, ощутила... Совсем не страх. И не ужас. Она сама себе не могла сейчас объяснить реакции своего тела на этот атрибут боли, унижения и ужаса.

Рука мужчины резко дрогнула, и оглушительный щелчок тонкой кожи о мрамор пола взорвал ее возбужденное сознание. Разбрасывая, рассыпая каскады вспышек, грозя утащить вместе с собой во тьму, из которой больше не захочется возвращаться. От следующего щелчка холодный ветерок обдал ее разгоряченное тело, словно пытаясь воззвать к действительности. Ведь это ненормально − желать этой боли, которая убила ее гордость в три щелчка. Против логики и против морали. Но когда Элика в его руках думала о ком-то, кроме себя? Ее тело и распоясавшаяся чувственность жаждала именно этого.

Возможно, именно потому она оказалась готова к этому шквалу обжигающей боли... В тот же момент сменившейся сладким током по телу. Эйфория словно отключала сознание, тьма призывала в свои объятия, обещая непередаваемый вкус удовольствия черно-красного оттенка. Рассудок давно перестал ей принадлежать, но именно сейчас девушка с испугом ощутила, как постепенно он отключается, горько-сладкая тьма тянула его на себя. Уже понимая, что следующий шаг проведет ее за грань удовольствия, боли и независимости, Элика, поджав ноги, вытянула руку вперед, останавливая очередной замах мужчины, обещающий растворить ее в пучине удовольствия окончательно.

— Кассий, нет!!! Я же свободна!

Красная полоса от удара пересекала ее бедро и грудную клетку красивым изгибом. Полыхающая боль на месте удара разгоняла адреналин по ее крови, требуя продолжения, которого бы она немедленно потребовала, если бы не угроза неподвластного сознанию безумия. Потерять себя за этой гранью она была не готова.

Кассий отбросил орудие дезориентации ее сознания в сторону, и уже в следующий момент его губы прикоснулись к вспухшей полоске на ее оливковой коже, забирая поцелуем отголосок приятной, несмотря на всю свою силу боли, усиливая болезненное удовольствие.

— Прости, — выдохнул он в изгиб ее бедра. — Я не имел права этого делать. Твои игры с собственной жизнью когда-нибудь сведут меня с ума!

Нежный шелк опустился на ее разгоряченное тело, и Элика вздрогнула от этого ласкового прикосновения.

— Никогда больше так не делай!

— Ты тоже! — прошептала девушка.

— Никогда больше. Обещаю. Я едва не потерял контроль над собой... Ты просто не оставила мне выбора!

Элика поднялась на локтях. Их глаза встретились.

— Ты не потеряешь, — ее саму сейчас поразила уверенность в собственных словах. — Никогда не терял.

— Я сделал тебе больно!

—Но ты же остановился?

Кассий ошеломленно перевел взгляд на ее лицо, недоверчиво, словно опасаясь поверить тому, что прочитал в ее глазах. Огонь вожделения после поединка и его действий сотрясал девушку мелкой дрожью. Чувствуя, что он готов просто сбежать, дабы не показывать свой страх и бессилия, Элика ощутила чувство непонятной потери.

Пусть через три круговорота она навсегда покинет Кассиопею... Но никто не запретит ей увезти с собой на родину только теплые, будоражащие кровь воспоминания!

Не обращая внимания на полыхающую, даже скорее приятную боль от удара, Элика сбросила тонкий шелк, ловко перекатившись на колени. Желание растопило лед условностей, словно река, выходящая из берегов.

— Сделай, — ласково, с нотками игривой покорности в голосе, попросила она. — Ты же этого хочешь.

— Эл, прекрати... — Кассий дернулся как от удара. — Встань с колен. Это закончилось.

— Отнесись к этому как к игре, — склонила голову набок Элика, протягивая скрещенные руки вперед. — Ну? Где твоя алая лента?..

Элика открыла глаза, вглядываясь в ночную тьму комнаты. Огонь в чаше больше не горел, и сгустившийся мрак сперва показался непроглядным. Но не враждебным, наоборот, умиротворяющим, словно предвещающим что-то неизвестное... Вроде ожидаемое, но в то же время...

Девушка скосила глаза на спящего Кассия, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить. Сколько раз она могла воспользоваться его беспомощным состоянием во сне, и никто бы не смог ей в этом помешать. Вряд ли это было бы очень сложно. Наверняка, не сложнее, чем с Теридой. Хоть в спальне он и прятал от нее оружие, но при огромном желании за него могло сойти все, что угодно. Нож для фруктов. Тяжелые бронзовые кубки, которые не использовались, а лишь украшали покои. Элика злорадно усмехнулась. Даже его любимый кнут, который сейчас валялся в сторонке. Какая ирония судьбы − задушить его во сне самым любимым оружием! Переплетенные полосы кожи могли даже не причинять боль, убивая практически нежно.

Принцесса, усмехнувшись своим практически бесполезным сейчас мыслям, осторожно погладила кончиками пальцев свои припухшие от яростных поцелуев губы. Это было просто безумием, помешательством, помутнением разума − самой попросить его вчера перестать носиться с ней, как со статуэткой из хрупкого стекла. Смеяться ему в лицо, забавляясь его категоричным отказом выпустить на свободу своего собственного монстра. Наконец, осознав, что еще чуть-чуть, и его бесхребетная слабость лишит ее остатков последнего уважения к мужчине, Элика бездумно выпалила: