Ирина Шевченко - Там, где горит свет

На углу, подпирая ствол с праздника пестревшего ленточками деревца, стоял странного вида человек. Из одежды, невзирая на холод, на нем было лишь полосатое трико, на ногах — неестественно длинные штиблеты, а на голове, почти на лбу, непостижимым образом держался маленький черный котелок, под которым белело круглое обильно измазанное пудрой лицо.

— Кто это? — ошарашенно прошептала Софи, на всякий случай покрепче вцепляясь в руку своего провожатого.

— Мим, — обронил непонятное слово Тьен. — Ты никогда не видела мима? Подойдем.

При их приближении чудак оживился, отлепился от дерева и вышел на тротуар.

— Что он делает? — продолжая жаться к парню, спросила девочка.

— Гляди.

Мим сделал два шага в их направлении, а на третьем уперся в невидимую стену. Отступил назад и удивленно развел руками. Попытался снова — то же самое. Выставив вперед ладони в белых перчатках, он ощупал преграду. Та оказалась сплошной, и комедиант — Софи уже догадалась, что это комедиант — удрученно вздохнул, понурив голову. Постоял так с секунду и вдруг бросился вперед, намереваясь разбить призрачное стекло. Девочка взвизгнула, но белолиций впечатался плечом в застывший воздух и отлетел назад. Если бы не ухватился на невидимую веревку, упал бы, а так, забыв о разделяющей их стене, принялся тянуть на себя толстый, судя по обхвату, канат. Но это оказалось непросто: кто-то на другом конце не желал отпускать веревку и тянул ее на себя. Мим не сдавался, забавно извиваясь, упираясь в землю ногами, он тащил что было сил. Иногда, когда соперник-невидимка оказывался сильнее, улетал вперед, иногда, с трудом перетягивая на себя, прогибался далеко назад и повисал. Ронял канат, грозил противнику пальцем и в последний момент успевал схватить убегающий кончик, чтобы продолжить состязание.

Когда веревку у чудака все же отняли, он махнул рукой и вернулся к «стеклу». Постучал и помахал рукой, подзывая Софи подойти.

Девочка прыснула, зажав рот ладошкой, и отрицательно замотала головой. Отвела взгляд и только тут заметила разложенный на тротуаре платок. На полосатой, как и костюм лицедея, ткани лежало несколько монет, и Тьен, порывшись в карманах, добавил к ним еще одну.

— Ему платят только за то, что он кривляется? — спросила Софи, когда они отошли от белолицего чужака.

— Он дарит людям радость, — пояснил вор. — Ты смеялась, а это — явление нечастое.

— Не дарит, а продает, — поправила она тихо. Но радость стоила больше медяка.

На другом углу стоял пожилой скрипач в ветхом пальтеце. Он продавал грусть.

Скрипка в его руках стонала и плакала, рождая, безусловно, красивую, но наполненную невыносимой тоской мелодию.

Захотелось вернуться к миму.

— На бульвар не пойдем, — решил, расплатившись за грусть, вор. — Сразу в кофейню. Похолодало как-то.

Он поежился, и Софи подумала, что это совсем не от холода, а от слез старой скрипки. Но вслух ничего не сказала.

Кофейня ей не понравилась. В небольшом зале уместилось слишком много столиков, и стояли они неправильно, словно кто-то, освобождая место в центре, одним махом сдвинул их к стенам вплотную друг к другу.

Тьен повел ее в дальний угол, но девочка, вырвав руку, помотала головой.

— Давай у окна сядем? — попросила она.

Парень неохотно согласился.

Верхнюю одежду они оставили в гардеробной у входа, но Софи заметила, что не все посетители поступили так же. Недалеко от них сидел грузный бородатый мужчина в длинной бобровой шубе, а за другим столиком — женщина в меховом манто. Мужчина ел пирог, без вилки запихивая его в рот руками, и крупные крошки облепили его бороду и рукава шубы. А женщина пила кофе из маленькой чашечки и вдыхала через длинный мундштук дым тонкой папироски.

Здесь многие курили, и Софи это тоже не понравилось.

Тьен заказал у подошедшего официанта эклеры и чай.

— Мне несладкий, — смущенно предупредила девочка.

Она уже не помнила, пила ли она сладкий, когда мама была жива, но после того, как ее не стало, сахар и мед в их доме сделались роскошью, которой заслуживал только Люк. А чай, особенно с терпкими ароматными травами, был вкусным и сам по себе.

Вор попросил еще лимон и бокал бренди. Сказал, чтобы согреться.

Зал постепенно наполнялся людьми. Софи разглядывала их с затаенным интересом, но ничего необычного не заметила.

Зато когда под окно подъехал, рыча мотором, и остановился длинный черный автомобиль, не могла отвести взгляда от вышедшей из салона женщины в легкой шубке и широкополой шляпе со страусовыми перьями и маленькой дымчатой вуалью.

— Кто это? — поинтересовалась она у Тьена, не сводя с незнакомки глаз. Та как раз остановилась у дома на противоположной стороне улицы и, смеясь, разговаривала о чем-то с подошедшим к ней мужчиной.

— Считаешь, я тут всех и вся знаю? — вопросом на вопрос ответил парень. — Наверное, какая-то ш-ш-ш… куртизанка. Их тут много живет.

Софи никогда не слышала о такой профессии, но по виду дамы заключила, что куртизанки, должно быть, неплохо зарабатывают. Шубка, шляпка, сапожки лаковые. Да и на авто не каждый себе позволит разъезжать.

— А ты не знаешь, — снова обратилась она к вору, — на куртизанку сложно выучиться?

Тьен, если и знал, не ответил: сначала чаем поперхнулся, потом официант эклеры принес, а затем и вовсе странное началось.

То, что день для похода в Ли-Рей он выбрал неудачный, вор понял сразу. Никого из стоящих сочинителей в кофейне сегодня не наблюдалось, зато присутствовал "сам" Александр Виллер, а этот тип всегда раздражал Тьена разнузданными манерами и пошлыми стишками, которые, тем не менее, охотно печатали многие издания. Мэтр (по его собственному мнению, которое в корне не совпадало с мнением Тьена) восседал за столом прямо в шубе, словно хотел показать, что в любой момент готов встать и гордо удалиться, хотя всерьез рассчитывать на такую удачу не стоило.

Но еще оставался шанс, что кто-нибудь из новичков сумеет удивить.

Правда, сперва удивила Софи. Учиться на куртизанку! Такого и нарочно не придумаешь.

Юноша выкашлял не в то горло попавший чай и всерьез задумался над ответом, но без предупреждения начавшиеся чтения позволили отложить обсуждение щекотливого вопроса.

— Друзья, мои! Друзья! — маленький верткий мужичонка в широких шароварах, заправленных в растоптанные кирзовые сапоги, и вышитой косоворотке выскочил в центр зала и картинно воздел к потолку руки. Судя по наряду, один из тех, кто презирает прогресс, ратует за "возвращение к истокам" и строчит бесконечные пасторали. — Друзья, послушайте! Не диво ли, такое тепло посреди зимы? Вчера, сегодня. Снег тает, птицы щебечут — весна, да и только! Об этом и только об этом хочется нынче писать!