Оксана Демченко - Сын тумана

– Не стоит убеждать меня, будто мерзавец невиновен, – резко вскинулся Бертран, заподозрив в поведении спутника попытку начать разговор. – Я своими глазами видел ничтожного в парке дворца. Он залез в кабинет Бэль после полуночи, с цветами в зубах, вот поскудь… Его ждали: на окне горела свеча. Затем свет пропал, значит, его провели тайным ходом. Можно ли сомневаться, что во дворце вызрела измена?

– Именно, вызрела, – согласился Кортэ. – Вион – в самой середке паутины заговора.

– То есть я прав, – Бертран заметно поскучнел, утратив надежду на оправдание королевы. – Зачем же потребовался сей нелепейший маскарад?

– Вы пробовали сидр наибольшей выдержки из высокогорных садов долины Вольмаро?

– Это в Тагезе, – уточнил король.

– На границе, и Тагеза согласна с вашим толкованием принадлежности земель… в отличие от жителей долины. Там Понские горы уже высоки. Долина невелика, мало кто знает даже название, – безмятежно улыбнулся Кортэ. – Я купил там всё. За попытку сбыть хоть каплю эликсира радости на сторону, мимо моих погребов, я приказал рубить головы, руки, языки – все выступающее, ну, что кому более всего жаль. Сидр Вольмаро мутный, как заиленная река, рухнувшая в предгорья. Он при подаче должен быть холоден, словно едва покинул ледник. Его надлежит переливать из кружки в кружку трижды, раскрывая вкус.

– Ты издеваешься?

– Сочувствую. Вы не пробовали. Но уже к утру поймете: ради сидра из Вольмаро стоит начать войну с Тагезой… хотя я предпочитаю покупать. Война – это угроза для моих садов и людей. То и другое я ставлю выше золота.

– Нэрриха не могут владеть землями, – усмехнулся король. – Ты лжешь.

– Как примитивно! Разве надо самому дурнем сидеть в долине, чтобы быть, а не слыть хозяином? Все в мире не таково, каким норовит казаться. Вот история с Вионом, удачный пример: вы видели его, но счет за обиду выставили королеве. Хотя её писем, я уверен, вам не передавали и по чужим окнам она, задрав юбки, не лазала. – Кортэ поднял руку, прерывая возражения еще до их появления. – Есть и иные примеры. Куда опаснее. Я знаю доподлинно, что мой ученик Альба погиб. Пожелай я судить, исходя из очевидного, я бы начал с того, что столицу Альба покинул изгоем, и вы желали ему смерти. Я знаю итог того дня и жажду предъявить счет. Логично предъявить его вам. Я даже обязан так поступить, клянусь краеугольным камнем! Альба младший из нас, он был под защитой древнего закона и вы, люди, знали это. Вы предали малыша и должны нести кару, я – его учитель и готов прирезать вас, я вообще-то горяч в гневе и за себя не отвечаю. Будет ли такое мое поведение – разумным?

– Погиб? – поразился король, придержал коня и всмотрелся в лицо спутника. – Невозможно… Что же теперь будет?

– Как это – что? Если мы не разберемся с заговором, не найдем настоящего его хозяина, тогда ещё до холодов королю Эндэры предъявят счета по крайней мере пять разгневанных нэрриха, вот что будет. Я не учитываю Оллэ, он умен и уже потому сперва выслушает, а затем схватится за эсток… или составит яд. – Кортэ зевнул, пряча кривоватую, невеселую усмешку. – Почему-то мне думается, что вместе с холодами в пределы страны явятся не только дождевые тучи и дети ветров, но и толпы годных на мясо наемников, а за ними и личная гвардия вашего венценосного «брата», правящего на островах. Что скажет юг, зависит от Абу. Он умен и постарается исключить худшее, даже помня, как Изабелла норовила сгоряча казнить его. Что еще очевидно? Тагеза предоставит порты для северного флота, не зря молодого барашка де Сага отправили на заклание к вдовствующей корове, племяннице правителя Турании. У этой бабищи имеется столь же уродливая и похотливая сестра, ваш род включает неженатого племянника – и это тоже прямая ваша вина, Абу делал, что мог… Как вам мои домыслы?

– Ужасно, – едва слышно признал король. – Ты говоришь о распаде страны и крушении династии. И говоришь так, что я не могу прямо теперь найти возражений.

– Дурное настроение чуть горчит… и тонко оттеняет совершенство вкуса сидра, – безмятежно сообщил Кортэ.

Он бросил повод, решительно растер щеки. Снова устало поморщился. Последняя фраза была чужой, так мог бы сказать Ноттэ, лукавый и мудрый сын заката. И сам Кортэ почти невольно повторил явившиеся на ум слова, они выпорхнули – и темными птицами боли взлетели, закрыли солнце… Ноттэ нет в мире. Зоэ не рядом, Альба стал дыханием ветра и витает невесть где. Альба, не проживший в мире и двух лет, недопустимо юный для первой смерти, ведь он еще не накопил в сосуде души достаточно соков, чтобы стать личностью. Такие чаще всего и не возвращаются из-за порога, растворяются в небытии. Малыш знал, чем ему грозит гибель, понимал с полной отчетливостью – в отличие от людей, уверенных в его бессмертии и наверняка позволивших остаться на берегу легко, даже с внутренним убеждением: так надо…

И, словно перечисленных бед мало, сердце прокалывает большая боль: как защитить близких? Они – дорогие, родные люди, как верно твердила плясунья – семья, пусть и казались смешны её детские слова…

Неудача с поиском заговорщиков обойдется дорого. Осень задушит слезами дождей не просто так, она явится черной плакальщицей – да и похоронит лучшее, что было и пока что еще есть в мире. Первый раз за свою жизнь сын тумана не желал начала войны. Не находил веселья в грядущем, уже почти неминуемом, пении стали. Единственной музыке, доступной ему в исполнении… Такие танцы с клинком щедро оплачиваются в золоте, и для боя Кортэ – тот еще танцор, только успевай отбиваться от «ухажеров», приглашающих в найм. Пляска смерти делает опытного нэрриха – королем над королями! Во сколько оценит свою жизнь Бертран Барсанский, когда под стенами столицы встанут чужие войска? Что предложит король за право для наследника – дышать и взрослеть? Недавно объединенная силами двух неглупых людей, ставших соправителями, Эндэра слишком молода для испытаний на прочность. Кровь прольется и изменит страну. Кровь или уничтожит её, или сплотит правителей и их подданных вокруг самых фанатичных и мрачных идей Башни. Тогда будет сброшен с игрового поля патор Факундо – слишком он склонен к миру! И кто-то более яростный возьмется каленым железом прижигать язвы – и удалит с корнем инакомыслие, преследуя ересь так жестоко, что иссякнет она вовсе. А с ней уйдет многое иное. Нэрриха покинут бывшую родину. Алькем захлебнется в крови и сгинет. Падет поставленный в честь нездешних богов храм в квартале ростовщиков, а сами они, по большей части еретики с точки зрения Башни, окажутся лишенными прав изгоями. Сознавая это, сейчас иноверцы не жалеют золота, взращивая заговор или потакая ему. Надеясь сменить короля и взрезать страну, как тушу забитого зверя: «Выпустим кишки Эндэре, но сохраним себя», – думают они. Любой ценой… Люди редко задумываются о цене, когда на весах – жизнь, вера, достояние.