Оксана Демченко - Сын заката

– Карета, – негромко бросил Эспада, словно издеваясь над душевным покоем своего повелителя, наконец-то обретенным им после всех дрязг дня.

Король нащупал трубу, одновременно вглядываясь в точку у самого горизонта. Изображение, повинуясь повороту регулировочного кольца, постепенно сделалось резким. Гербов на таком расстоянии не рассмотреть, но и без того сомневаться глупо – именно де Торра. Две кареты, три десятка конников личной охраны, кроме того молодые доны из свиты – верхом, горячат себе кровь и скрашивают скуку поездки, на ходу шутливо ругаясь и тесня соперника конем.

– Готово, – сообщил Эспада, подсунул под руку по-походному украшенное рубленой зеленью малое блюдо с мясом.

Бертран кивнул, не в силах отказаться от наблюдения. Он продолжал смотреть на дорогу и карету, а для участия в трапезе требовательно раскрыл ладонь, и немедленно получил узкий стилет с нанизанным на лезвие лучшим куском вырезки. Пробуя сочную, шкварчащую жирком баранину, король вспомнил о нелепом дураке, так кстати отправившемся в поход. Везучий! Увидит рядом, в нескольких шагах, малый выезд де Торра. Одни кони чего стоят! Ссорься – не ссорься, а только все упряжки королевской конюшни закупаются на севере, уже съезженными. Несравненная красота – тагезские скакуны. Вон хоть шестерка первой кареты, чудо. Белее облака, ни единой темной отметины на шкуре, не рысь – танец! Шеи гибкие, мощные. В холке рост одинаков и велик, без локтя две канны, выносливость безупречна: кони тянут тяжеленную карету, пожалуй, с самого утра, но их шкуры не потемнели, их движения мощны и легки…

Король повел подзорную трубу и недоуменно шевельнул бровью: дурака на дороге уже не было. От страха сиганул в кусты? Может, не такой уж он и дурак. Когда доны скучают, они опасны диковатыми, грубыми шутками.

Взгляд короля снова вернулся к выезду Де Торра, изучил коней. Оценил вороного, вырвавшегося вперед, заинтересовался внешностью его седока. Мальчишке нет и двадцати. Лицо совсем юное, безусое. И… смутно знакомое. Бертран вздрогнул, точнее отрегулировал резкость.

– Эспада! Коней, быстро.

– Уже, – верный королевский пес сразу же бросил возню с мясом и костром.

Он заседлал скакуна для хозяина и правда едва ли не в миг, подвел, привычно придержал стремя, заботясь об удобстве посадки. Сам вскинулся в седло, хлестнул коня концом повода, пуская в галоп. Карета была уже достаточно близко, отчетливо различимая для невооруженного глаза. Еще немного – и верховые сопровождения де Торра могли бы вырваться из низинки, заметить отдыхающих донов и даже пожелать с ними пообщаться…

Костер горел, мясо стыло, хлопал растерянно и жалко полог брошенного шатра. И топот копыт удалялся, удалялся…

Когда шум стих вдали, парнишка-рыбак выбрался к костру, почесывая исколотую руку. Само собой, он, взашей изгнанный Эспадой, остался любопытствовать и затаился поблизости. И что такого, если страшный дон давным-давно отправил восвояси? Собственно, раскричался, едва мясо поспело.

Голод бурчал и ворчал в пустом брюхе пацана. Голод напоминал о себе так звучно, что недоросль опасался: доны могли бы, прислушавшись, разобрать шум и найти убежище наблюдателя в щетине зарослей, покрывающих скалы. Но доны уехали, да так поспешно, будто бесы их погнали. Рыбак посопел, расчесывая пузо и принюхиваясь к сытным мясным запахам. Сглотнул – и занялся делом. Приволок мешок, бросил у тлеющего костра и принялся собирать ненужное знатным донам мясо, и сырое, и уже прожаренное, истекающее пахучим соком.

Шепотом юноша рассуждал о глупости благородных: купили рыбу за две песеты! Истратили на барана горсть серебра, много более, чем отец сразу назвал на торге в деревне, считая вырученные денежки и светлея лицом. А как батюшка теперь встретит! Взяли-то чужаки с туши всего ничего, бросив кости, годные для супа, жилы, требуху – и много хорошего мяса.

Рыбак отвлекся ненадолго, рассматривая кареты, такие красивые и большие, грохочущие мимо, мелькающие всполохами цвета за близкой порослью придорожных кустов. Раскрыв рот, недоросль глазел на множество людей, одетых до невозможности богато, блистательно. Все скакали мимо, уж наверняка в столицу, а то и – всякое бывает – к самому королю, к его агромадному дворцу… Небось, из чистого золота сделанному, денежки-то все туда текут – в Атэрру. Чтобы изгнать наваждение золотого дворца, сильно похожего на подросшую в размерах гостерию двоюродного дядюшки, пришлось трясти головой и сплевывать, шепча молитву и гоня бесов, почти утянувших в грех безделья. Ну, пусть из чистого золота домище – а что в нем толку тебе-то? Явилось видение, смутило ум и сгинуло – чуждое, непонятное.

Вечер скупо отмерил лугу росу. Закат постепенно тускнел обожженным красным кирпичом. Костерок угас, пыль на тракте улеглась. По опустевшей дороге брел лишь одинокий путник, пеший. Он был понятный для недоросля, совсем свой – такой мог бы жить в родной деревне. И этот гость, не чета прежним, подошел, вежливо поздоровался, помог оживить костер и долго, доверительно и подробно, делился новостями с севера, и еще он охотно выслушивал здешние… Всё это уважительно, с интересом. Гость оказался выгодным человеком, ему удалось продать мясо – уже жаренное, готовое. Немного и недорого: этот цены знал и деньгами не швырялся…

– Ух и понаехало давеча донов, – поразился рыбак, уже прощаясь с путником. – Завтра тоже приду, вдруг они вроде мух, липнут к месту?

– Липнут, – рассмеялся путник. – Но не к этому, парень. Столица, вон где им самое место. Не жди, не явятся. Такие гости раз в жизни случаются. Так, говоришь, главный у них был толстогубый, молодой, и ему низко кланялись? Не приметил, глаза у него карие?

– Ну, не особо и толстогубый, – смутился рыбак. Покашлял и обстоятельно продолжил, чувствуя себя умным, рассуждающим взросло, неторопливо и с понятием. – На лицо он ничего, приятственный. Глаза-то посветлее ваших, сеньор. Главный же не он, денежку-то другой платил, а кто платит, тот хозяин, дело ясное. Главный ух и зол оружием-то бряцать! И ножи у него, и рапира здоровенная. Сробел я, надо бы три песеты за рыбу-то драть…

– И все его звали Эспада, главного? Надо же… ты не вздыхай, что сделано, того уж не развернешь назад, – подмигнул темноглазый смешливый путник. – Пойду, пора мне. Пока они всерьез не взялись… бряцать.

– Да пусть их, – испугался за неумного прохожего рыбак, глядя вслед.

Но путник не обернулся, лишь напоследок махнул рукой. Двинулся к городу быстрым шагом, потом недовольно тряхнул головой, перехватил мешок поудобнее – и побежал.

Жизнь людей подобна цветному ковру, пойди пойми, какие нити сплетет хозяйка судеб? Сегодня она была в веселом настроении и шалила. Свела короля с рыбаком, бывает и так… Совсем уж редко случается: сидят почти что рядом, одну пищу вкушают – и остаются живы, здоровы, не наказаны за нарушение правил писанных и неписанных, отделяющих знать от грязи.