nastiel - Кровь и туман (СИ)

Стараюсь не выдавать волнения, но пальцы немного подрагивают, когда я разворачиваю бумажку. На расчерченной клеткой желтизне много бессмысленных каракуль, самое главное разбросано между ними короткими просветами. Видимо, меня мучил целый вихрь мыслей, когда я это записывала.

– “Кинотеатр – предприниматель, кафе – продавщица”, – вслух зачитываю я улавливаемые обрывки. – “Ценности?”, “Перепродажа?”, “Коллекция?”.

Поднимаю глаза на Бена, когда дохожу до короткого уравнения, где по одну сторону от знака написано имя моего друга, сокращённое до четырёх букв, а по другую нарисована корона.

– И как ты здесь вообще хоть что-то понял? – интересуюсь я.

– Спросил у Вани. И взял это у него же, кстати. В тот день, когда мы только очнулись здесь, я пытался тебя найти, когда ты сбежала, и заглянул в лабораторию хранителей. На столе, за которым Ваня сидел с Виолой и Власом, были разбросаны книги, заметки какие-то. Я любопытства ради ткнул пальцем в одну из них, оказалось – твоя. И Ваня пояснил мне, что у тебя есть теория о том, что пираты выполняют какие-то королевские поручения. То есть, по её приказу, но от своего лица. Кстати, здесь никто не в курсе, что вы с Кириллом друзья. Именно поэтому, должно быть, всё это и находится на уровне теорий.

Я, пожевав губами, ещё раз пробегаю глазами по словам и каракулям. Что же ты за человек, Романова Ярослава из города Дубров? Держишь втайне свою связь с преступником, не докладываешь о том, что знаешь о предстоящих нападениях. Святейшая предательница, плевавшая на законы нравственности и прикрывающаяся моралью дружбы.

Не боится раскрыть собственную причастность, но не может стать палачом для друга.

Не могу её винить. Сама поступила бы так же.

– О чём здесь говорится? – спрашиваю я, имея в виду сборную солянку из каракуль. Возможно, Бен разобрал и другие мои пометки?

– О крайнем разбое пиратов. Они устроили разруху в центральном кинотеатре и в забегаловке у вокзала. Два разных места, две разных жертвы, одна цель – найти и украсть медальон Согласия.

– Что за вещь?

– Ничего особенного – обычная родовая безделушка, которая всегда хранится у двух: по половине на каждого.

– Подозреваю, что если совместить их вместе, что-то будет? – уточняю я. Бен пожимает плечами. Пользуюсь его молчанием и принимаюсь перебирать версии вслух: – Медальон Согласия…. Согласие… Как-то связано с названием наверняка, да? Может, он заставляет кого-то соглашаться? Или… управляет им? Ну, знаешь, подчиняет, заставляет носящего одну половинку контролировать носящего другую.

Не сразу осознаю, о чём говорю и что именно начинаю описывать. А когда понимаю – хочется, чтобы слова обрели физический образ, который можно было бы сжечь и затем развеять пепел по ветру.

Медальон Христофа. Теперь каждая глупая безделушка будет ассоциироваться у меня с этим оружием?

– По-моему, мать, тебя сейчас куда-то не туда унесло, – произносит Бен медленно, даже немного осторожно, что лишь сильнее меня напрягает.

Я отрываю взгляд от белых простыней, которые гипнотизировала, пока устраивала мозговой штурм, на Бена, и он тут же, непроизвольно, сам собой, соскальзывает на замершего в дверном проёме гостя.

На дворе глубокая ночь, и здесь не должно быть никого, кроме дежурившего миротворца, которого мы с Беном выгнали погулять минут тридцать назад. А потому Марк, бледной тенью маячащий на пороге медкорпуса, застаёт меня врасплох.

– Медальон Согласия называется так не из-за того, что имеет какую-то принуждающую силу, а потому, что был выкован из двух видов металла: зелёного и красного олова, – произносит Марк. Суёт ладони в карманы штанов и шагом широким, пружинистым, беззаботным проходит дальше, ловко маневрируя между койками и тумбами. Марк здесь – не гость, хозяин. – Получившийся сплав стал символом объединения двух противоборствующих народов Синей пустоши, тогда ещё называвшейся республикой Раскола. И это вы бы знали не хуже меня, ведь мы вместе ходим на общую историю, если бы хоть иногда слушали лекции, а не спали. – Марк останавливается, облокачивается ногой на металлическое изножье Нининой койки. – Кстати, на контрольной мы, – он указывает пальцем на себя и Бена по очереди, – списывали у тебя, – затем на меня. – И нас не спалили только потому, что общую историю ведёт Влас.

Марк морщит нос, улыбаясь, и наклоняется в сторону, приподнимая свободную от веса тела ногу, чтобы протянуть Бену сжатую в кулаке ладонь. Интересно, всегда так было? Эти идиотские шутки про меня и Власа, не имеющие никакого смысла, кроме высмеивания отношений, в которых, вроде как, оба вполне счастливы?

По крайней мере, были раньше. Ну, и один из нас до сих пор.

Бен в ответ отбивает Марку по костяшкам пальцев. Вместе с этим они обмениваются взглядами, которые явно намного осмысленнее, чем простое перемигивание. Мы с Лией частенько таким занимались, когда рядом были посторонние уши – чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, обращались друг к другу, округляя глаза и приподнимая брови.

Казалось – глупость. Шутка, не более. Но по итогу мы умудрялись понимать, хоть и в общих чертах, что имела в виду каждая. Это был наш особый язык. Особый язык для особых отношений, по которым сейчас я чертовски скучаю.

– Я звонил тебе четыре раза, – заявляет Марк уже вслух и уже без прежней лёгкой весёлости в голосе. – Ты сказал, что отлучишься, но обещал быть на связи.

Бен кривит губы. У меня в голове всё сходится в одну картину.

– Не спится ему, значит, – подытоживаю я. – Так ваша команда сегодня дежурит?

– Ага, – за друга отвечает Марк.

– Но мне правда не спалось, – оправдывается Бен. – Сегодня слишком спокойно.

– Сплюнь!

– Наклонись лучше, я сразу по башке твоей деревянной постучу.

Марк цокает языком. Его лицо за несколько секунд успевает поменять четыре выражения: он смотрит на Бена и выглядит умиротворённым, затем на меня – и в его глазах зарождается беспокойство, на Нине его губы поджимаются в тонкую полоску, обозначая жалость.

Последнее, что появляется и уже остаётся с концами – это усталость.

– Тильда отпустила меня на твои поиски только при условии того, что мы принесём ей кофе, – сообщает Марк.

– Кстати, как ты узнал, где искать? – спрашивает Бен.

– Ой, пожалуйста, Андрей Робертович, – вздыхая, выдаёт Марк. – Вы не такой уж и человек-загадка, каким стараетесь казаться.

– Отнюдь, Марк Михайлович, отнюдь, – усмехаясь и тряся указательным пальцем, заверяет друга Бен.

Я улыбаюсь. Секунда милования над подобным зрелищем приносит за собой ещё одну порцию воспоминаний о Лие, Кирилле и том, чего мне уже не вернуть.

– Ты с нами? – покидая нагретое местечко, спрашивает у меня Бен.