nastiel - Кровь и туман (СИ)

Хотела как лучше, но снова сама же всё и испортила.

– Спокойной ночи.

Уже меньше, чем через пять минут, я слышу размеренное сопение со стороны Артура, означающее, что парень снова уснул. Я же чувствую, что, несмотря на усталость, ещё не скоро смогу отключиться. Поэтому привстаю, чтобы достать из кармана брошенной на стул куртки телефон. Сообщений и звонков едва ли больше, чем в обычный будний день. Славу из Дуброва, при всех её очевидных плюсах, мало кто стремится поздравить с днём рождения.

На дисплее мигает лишь одно сообщение. Я открываю его, и имя отправителя, значащееся в самом тексте, так как его номер не сохранён в контактах, не вызывает у меня ничего, кроме удивления.

“Совсем забыл” , – пишет Эдзе. Без смайликов, скобок и прочей ерунды, только странные двоеточия в конце предложений. – “У тебя же сегодня праздник. Однако такое чувство, что ты сама об этом не помнишь. Что ж, кто я такой, чтобы учить тебя жизни? А потому – поздравляю”.

А ниже, с разницей в две минуты, ещё одно. Пожелание.

“Не делай того, чего не стал бы делать я. Не делай глупостей”.

Точка кипения. Глава 4

Светло. Слишком. Такого яркого солнца не было даже летом. Каждый его луч отражается от выпавшего за ночь снега и направляет удвоенную силу света прямо мне в лицо. Я щурюсь. Не играет на руку и то, что я буквально стою в пробке среди машин, владельцы которых ещё минут десять назад рассчитывали прибыть на работу вовремя: металл отражает солнце не хуже снега, поэтому всё вокруг для меня – сплошное белое пятно.

Так было всегда, как я помню: стоило только зиме полностью войти в свои права и покрыть мой город белыми осадками, как я превращалась в крота.

Чёртовы чувствительные глаза. Зато теперь я знаю, что и у Славы из Дуброва есть свои слабые места.

– Сумасшедший дом какой-то! – слышу я голос Нины.

Смаргиваю одинокие слёзы и оглядываюсь по сторонам. Нина права. Факторов более чем достаточно, чтобы причислить всё происходящее к подозрительно странному: утро вместо вечера или ночи, настоящая стычка вместо разбоя. Раньше, предпочитая менее людные, но при этом более подверженные разрушению территории, оборотни хоть и представляли опасность, но не были реальной угрозой. Сейчас же они вышли на новый уровень: движение на всей главной дороге города парализовано; водители и пассажиры оказываются вне своих автомобилей, когда их варварски вытаскивают и отшвыривают прочь, как дети поступают с игрушками, с которыми им надоедает играть.

– Смотри! – когда я подхожу к Нине, она хватает меня за локоть и разворачивает в нужную сторону.

Я сразу понимаю, что именно её так заинтересовало. Среди восставших против спокойствия присутствуют и люди. Те самые, о которых говорил Ваня – выбравшие более сильную и перспективную по их мнению сторону в конфликте. Эти люди вооружены незнакомым нам оружием. Мачете, остроконечные палки и бейсбольные биты с шипами – лишь самое очевидное. Остальному я, как не пытаюсь, не могу подобрать и приблизительного названия. Оборотни явно постарались на славу, чтобы обеспечить своих союзников.

– Такое чувство, словно они проснулись раньше положенного и просто решили повеселиться, – цедит Нина сквозь зубы.

– Они никого не трогают, – замечаю я. – То есть, не убивают. Смотри: прежде чем перевернуть очередную тачку, они вытаскивают пассажиров наружу.

В ту же секунду над нашими головами пролетает что-то круглое и острое. Нина дёргает меня вниз, реагируя раньше, и мы вместе приседаем. Не вставая, я оборачиваюсь. Предмет, запущенный в нас, описывает дугу в воздухе и возвращается обратно по тому же маршруту.

– Не совсем и никого, – подмечает Нина, когда мы поднимаемся. – С нас они явно хотят спустить шкуру!

В этом она права. Если с теми, кому просто не повезло утром оказаться именно на этом отрезке дороги, ренегаты хоть и обращаются грубо, но не применяют оружие, однако стоит только кому-то из стражей оказаться рядом, как оно в ход идёт незамедлительно.

У меня пикает нарукавник. Чёрт, кажется, я забыла включить связь. Хорошо, что, несмотря на отсутствие силового поля и любой энергии в штаб, мы всё ещё можем пользоваться вещами, работающими от магии клятвы.

– Они подожгли мусорку! – визжит Бен так громко, что на некоторых слогах звук искажает не выдерживающий динамик. Затем раздаётся короткий, но заливистый смех. – Я не понимаю, что происходит! Аб-со-лют-но. Зачем жечь му… Погоди-ка.

Пока Бен молчит, я быстро проверяю, не нужна ли кому помощь. Нина вступила в схватку с двумя людьми, один из которых буквально на моих глазах оказывается обезоруженным и опрокинутым на землю. Нина тяжело дышит. Восстановление даётся ей нелегко, но она не желает признаваться в этом и едва ли примет помощь, если я предложу, поэтому в её драку я влезаю без разрешения, подкрадываясь к её сопернику со спины и вырубая его точным ударом рукояти меча по затылку.

– Я прекрасно справлялась сама, – недовольно сообщает Нина.

– Не за что.

– Нам пришлось разделиться, – снова раздаётся голос Бена. – Я отправил пару человек двумя кварталами севернее.

– А там что? – спрашивает Нина.

– Там, говорят, открылась ярмарка с глиняными игрушками и гжелью, – огрызается Бен в ответ. Я поднимаю глаза на Нину. Та раздражённо фыркает. – Не тупи, Ларионова, что там может быть? Оборотни сумасбродят. Пришёл вызов, что они разбили автобусную остановку и цветочный ларёк рядом, а потом пошли по первым этажам близстоящих домов.

Что за детский сад? Я не понимаю. В день, когда погибла Марья, они взрывали едва ли не каждого встречного, или, по крайней мере, не очень заботились о том, если кто-то вдруг пострадает. Сейчас же всё совершенно иначе…

Пока Бен продолжает о чём-то говорить, я ещё раз внимательно оглядываюсь. Фигуры в однотипной одежде с разнообразным оружием разошлись по автомобильной колонне едва ли дальше, чем на сотню метров. Если останавливать взгляд на каждой, можно заметить, что их не так уж и много, а эффект толпы создаётся за счёт хаоса, который они создают, разбивая окна машин и ломая зеркала заднего вида, заставляя людей кричать о помощи… Чёрт. Это же очевидно! И ведь буквально перед носом у нас лежит! Взбудораженная от своего внезапного открытия, я обрываю разговор Нины и Бена на полуслове:

– Их глаза. Мы думали, это оборотни, потому что кто ещё? Но вы присмотритесь. Перед нами – только люди.

Нина хмуро оглядывается. По мере того, как мои слова становятся для нее истиной, её лицо вытягивается.

– Твою мать, – протягивает в динамике Бен. – Точняк. И что это значит?

– Во-первых, то, что люди – отстой, – цедит сквозь зубы Нина. – Трусливые недомерки.

– А во-вторых, – присоединяюсь я. – Это была диверсия.