Кэтрин Мур - Даэмон

Наконец он заметил Хозяина, стоявшего над могилой Шонесси. Я видел, как он разом застыл, оцепенел, словно обратился в камень, так что алый даэмон даже немного опередил его в полете. Капитан глядел во все глаза, и неверие его было столь сильным, что мне даже на миг показалось, будто очертания Хозяина расплылись, как в тумане. Все же сила людей, обладающих душой, невероятна.

Я выпрямился, показавшись из-за скалы, и выкрикнул, стараясь перекрыть шум прибоя: «Хозяин, Великий Пан, я верю!» Он услышал меня, вздернул голову с рожками, и контуры его тела вновь обрели четкость. Хозяин опять поднес флейту к губам.

Капитан Страйкер резко обернулся, услышав мой крик. Он вскинул пистолетное дуло — мелькнула вспышка, и раздался грохот выстрела. Что-то пронеслось мимо со зловещим визгом, но не задело меня.

Полились звуки музыки — ужасной, нестерпимо пронзительной, похожей на беспричинный звон в ушах. Она неощутимо, но сильно захватила капитана и заставила его обернуться, и он снова застыл, оцепенев, не в силах отвести взгляд. Даэмон над его головой беспокойно извивался, похожий на змею.

И вдруг капитан Страйкер пустился наутек. Я видел, как мокрый песок летел из-под его подошв, пока он убегал вдоль берега. Следом за ним летел его даэмон — алая тень с закрытыми глазами, а позади них шел Пан, мелко переступая козлиными копытцами, не отрывая флейту от губ и сверкая на солнце золотыми рожками. И любому страху, что подкарауливает людей в ночи, было, по-моему, далеко до этого полуденного ужаса.

Я все таился за скалой. Море позади меня было пустынно, если не считать «Танцующей Марты», стоявшей на якоре и ожидавшей капитанских распоряжений. Ни одна из нинфа не показывалась из пены, чтобы составить мне компанию, ничья голова, увитая водорослями, не высовывалась из воды. И море, и остров — все было безлюдно, за исключением капитана с его духом и Дудочника, поспевающего за ними по пятам. Себя я в расчет не беру — я же простодушный.

Уже почти стемнело, когда они вернулись. Наверное, Дудочник прогнал их по берегу вокруг острова, неторопливо переступая копытами, неспешно, но и неумолимо, наполняя уши капитана устрашающе назойливой музыкой. В сумерках мне удалось разглядеть лицо Страйкера — старческое, измученное, бледное, изрезанное глубокими морщинами. Глаза его были столь же безумны, сколь и глаза Пана. Одежда капитана изорвалась в клочья, пальцы кровоточили, но он так и не выпустил из рук пистолет, а алый даэмон по-прежнему реял над его головой.

Думаю, Страйкер даже не заметил, что вернулся на то же самое место. Наверное, к тому времени все вокруг слилось для него в одно. Он, пошатываясь, пошел в мою сторону, едва ли видя меня. Я выпрямился во весь рост. Тогда он заметил меня, поднял пистолет и пробормотал несколько слов на языке янки. Капитан Страйкер был по-настоящему выносливым человеком, если за время столь долгой гонки он все еще не забыл, что собирается меня убить. Я счел, что он вряд ли позаботился перезарядить оружие, поэтому не двигался, глядя ему прямо в лицо.

Флейта Пана предостерегающе взвизгнула, но Хозяин не подошел ближе и не встал между нами. Багровый даэмон виднелся из-за капитанской спины, и я понял, почему Пан не поспешил мне на помощь. Те, кто потерял свою мощь после рождения Младенца, не в силах напрямую влиять на людей, обладающих душой. А души, даже такие злодейские, как у Страйкера, неколебимы перед владычеством Пана. Только звук флейты способен достигать людских ушей, но и его бывает достаточно.

Флейта не могла меня спасти. Я слышал, как без передышки хохочет капитан; затем раздался непонятный резкий звук, и из пистолетного дула сверкнула молния. Она вызвала гром, поразивший меня сильным ударом вот сюда, прямо в грудь. Я едва не упал, потому что не сразу заметил толчок, несмотря на всю его мощь. Мне еще многое предстояло сделать.

Капитан хохотал, а я сразу подумал о Шонесси. Я шагнул вперед и ухватился рукой за горячее пистолетное дуло. Я очень сильный, и я вырвал у Страйкера оружие, а он так и остался стоять с разинутым ртом, не веря собственным глазам. Капитан прерывисто и глубоко дышал, и я заметил, что и сам хватаю ртом воздух, хотя пока еще не осознавал почему.

Страйкер встретился со мной взглядом и, думаю, понял, что я по-прежнему не испытываю к нему ненависти, а только жалость. Человек в его глазах куда-то пропал, и его место занял алый даэмон, исходящий яростью от того, что я осмелился сострадать капитану. Я еще раз взглянул на это прекрасное слепое лицо, на глаза, скрытые веками. Вот кого я по-настоящему ненавидел и, в конечном счете, поразил. Я поднял пистолет и разрядил его в лицо капитана.

В тот момент в моей голове уже произошло помутнение. Я рассчитывал убить даэмона, но именно капитан почему-то отступил на три шага и упал. Я очень силен — одного выстрела хватило с избытком. На мгновение на острове воцарилась мертвая тишина. Даже волны не шевелились. Капитан затрясся, потом испустил вздох, словно нехотя возвращаясь к жизни. Он упер ладони в землю и приподнялся на руках, разглядывая меня сквозь свисавшие на лоб волосы. Он рычал словно дикий зверь. Не знаю, на что он рассчитывал. Думаю, стал бы биться со мной, пока лишь один из нас не остался бы в живых.

Но вдруг даэмон над ним заволновался. Впервые я видел его в движении, если не считать реакций на поступки капитана. Всю жизнь даэмон сопровождал Страйкера — незрячий, бессловесный: тень, копирующая походку и жесты своего владельца. Но в этот раз она поступила по-своему.

Даэмон вознесся над головой капитана на небывалую, недосягаемую высоту, и цвет его стал неизмеримо ярче и насыщеннее. Он превратился в ослепительное существо, пылавшее так жарко, что стало больно глазам. Блаженство снизошло на прекрасное слепое лицо, засиявшее от восторга, — радость и порок смешивались в нем, Я понял, что пробил час этого даэмона.

Некая высшая мудрость подсказала мне закрыть глаза. Веки даэмона дрогнули, и я осознал, что мне не стоит смотреть в глаза тому, кто собирается в последний раз окинуть ужасным взглядом мир, который до сих пор ему довелось наблюдать лишь посредством капитанского зрения.

Я упал на колени и закрыл лицо. А капитан, вероятно, наконец понял, кого я всегда видел у него за плечами. Думаю, всякий человек узнает об этом в свой смертный час. Думаю, в свой последний миг он все понимает, оборачивается и впервые за всю жизнь встречается взглядом со своим даэмоном.

Я не видел, что сделал капитан. Я вообще не смотрел. Зато я услышал долгий громкий крик, подобный музыке, оглашающей рай, — вопль, полный восторга, благодарности и радости в конце бесконечного изматывающего пути. В нем были и веселье, и красота, и все зло, которое только может охватить разум. Пламя полыхнуло у меня в щелях между пальцами, прожгло веки и проникло в мозг. Я не мог от него отгородиться. Мне даже не пришлось поднимать голову: сияющее видение достигло самых моих костей.