Ирина Шевченко - Там, где горит свет (СИ)

- Где его можно найти? – вновь перебил рассказчика вор.

- Очевидно, на кладбище, - резко заявил обиженный такой вопиющей наглостью экскурсовод. – Сверьте даты: вряд ли господин Фернан дожил до наших дней.

Жив, еще как жив. Что бы там Ланс не плел, на мертвяка Фер совсем не походил. Родственник, значит…

- По условиям договора дарения музей обязан выставлять данную экспозицию на широкое обозрение раз в три года, - продолжил тем временем усач. – В остальное время коллекция сберегается в хранилище. Но в этот раз решено было организовать выставку раньше установленного срока, потому что… - Он замялся. – Решено было открыть выставку раньше, - закончил безо всяких «потому что». – И если больше вопросов нет, предлагаю перейти к осмотру…

…Игрушки россыпью на ковре, глаза разбегаются: солдатики, пушки, повозки, отполированные деревянные брусочки, из которых можно построить огромный замок, за который будут сражаться оловянные вояки.

- Ты его разбалуешь, Фер! – смеется мать.

- Чушь! Мальчишку нельзя разбаловать подарками, только неуемной материнской заботой.

Из этих дощечек, верно, составляется мост. А вот лошади!

Игра увлекает, и разговор взрослых слышится будто издалека.

- Ты не все мне говоришь, Аллей. Для тревоги есть причины?

- Нет. Конечно же, нет.

- Значит, все по-прежнему? И он не обнаруживает никаких ненужных способностей?

- Если кровь и проявилась в нем, то только моя кровь. Мне кажется, воздух благоволит к нему.

- Воздух, это хорошо, - успокоенно вздыхает мужчина. – Не огонь, не земля, не вода. Хотя…

- Договаривай!

- Порой мне кажется, что у него глаза водяного змея.

- У него глаза его деда, - в голосе матери слышится горечь. – А Верден – змей еще тот.

- Потому я и беспокоюсь, Аллей. Я не могу быть с вами все время.

- Генрих о нас заботится. Он хороший человек.

- Вот именно, человек.

- Оставим эти разговоры, Фер. Здесь нас не найдут, да и вряд ли будут искать. Лучше пойдем, я покажу тебе, как мы устроили библиотеку. Поиграешь тут один, милый?

Конечно! Как можно оторваться от всего этого великолепия?

Когда шаги в коридоре стихают, он тихонько подбирается к камину и отодвигает мешающую дотянуться до огня решетку.

- Смотрите, что у меня есть! – гордо хвастает он, показывая жителям очага солдатика с длинной винтовкой.

Они глупые, конечно, и целыми днями только и делают, что грызут дрова, но такую красоту невозможно не оценить.

Юркие огненные ящерки вытягивают шеи и согласно кивают: красота…

- Тьен! – Софи с силой дернула его за руку. – Ты… Как ты?

- Голова закружилась, - соврал он, отворачиваясь от портрета.

- Этот мальчик, ты заметил…

- Что?

- Вы похожи, - пролепетала она смущенно.

- Немного, - признал Тьен.

- Просто ты говорил, что не помнишь своих родителей…

- И если бы не пожар, он мог бы быть моим дедом, - грубо закончил вор. – Пойдем, посмотрим, что там еще.

Он не хотел обижать ее, но и не имел никакого желания рассказывать то, во что невозможно поверить. Потому что как раз она поверила бы.

Словно проснувшись от затяжного сна, юноша бродил по залу. Руку Софи он уже выпустил, но девочка тенью брела следом, ни словом не отвлекая от рассказов музейщика и собственной заговорившей памяти. Какие-то вещи он узнавал, какие-то видел впервые. Ему редко дозволялось входить в кабинет отца и никогда – в комнату, где хранились привезенные им с раскопок находки. Только раз мать подвела к большой каменной плите, к той самой…

- А это… - начал экскурсовод, подведя маленькую группу к огражденному канатами экспонату.

- Ментор, - одними губами прошептал Тьен.

- …памятная табличка, заключающая в себе основы так называемой магии стихий. Для вас, наверное, не секрет, что наши предки верили в четыре начала всего сущего.

- Все, что мы имеем, приходит к нам из земли, воды или воздуха и живет огнем, - повторил заученное когда-то вор.

- Я гляжу, вы большой поклонник Лэйда, - недовольно покосился на него музейный служащий, вновь перехватывая вырванную у него нить повествования. – Именно так он расшифровал надпись вверху плиты. А по углам, соответственно, знаки всех четырех стихий и подчиненные этим стихиям свойства… э-э… умения. К примеру, вода наделяла человека способностью к целительству. Порождением данной стихии считались ундины и тритоны. Воздуху соответствовали сильфиды… Примечательно, что о сильфах – это мужская производная – Лэйд никогда не пишет, а вот девы воздуха его, кажется, особо занимали…

- Кого же не занимают девы? – гоготнул один из юнцов.

- Меня, - проскрипел старик во фраке. – И уже давно. Не мешайте слушать, пожалуйста.

- Какими свойствами обладал огонь? – найдя в себе силы на вежливость, поинтересовался Тьен.

- О, у него много свойств. Но самым примечательным я назвал бы то, что огонь, по верованиям наших предков, был хранителем жизни… Впрочем, вы сами сказали почти то же самое. Мифические фениксы умирали и возрождались в огне, и люди верили, что тоже смогут так. Отсюда, очевидно, и пошел обычай сжигать усопших, на отдельных территориях просуществовавший до конца позапрошлого столетия. А где-то, думаю, это практикуют и поныне. Элементалями огня считаются саламандры.

- А что это за знак в центре? – спросил, привлекая к себе внимание, брюнетистый щеголь.

- Это, как писал Лэйд, символ памяти.

- Вспомни, - сквозь зубы выцедил Тьен.

Можно же просто поговорить, а не развешивать по всему городу афишки.

- Верно, - кивнул музейщик. – «Помни» или «вспомни». Именно на основании значения этого символа и был сделан вывод, что данная плита являлась кратким списком основных правил, составленных, предположительно, в помощь ученикам.

- Так это шпаргалка! – заржал любитель дев. – Так и представляю, как ученик ее под полой на экзамен тащит!

Последовавший за этим смех вызвал волну раздражения. Но Тьен сдержался, смолчал. Не только в этот раз – вообще. До конца экскурсии он не задавал больше вопросов и ни к одной вещи тут не выказывал излишнего интереса. Дождался, пока музейщик распрощается, оставив посетителей, будь на то их воля, самих побродить по залу, и вышел в холл.

- Хотите заказать снимок? – со слабой надеждой поинтересовался при его приближении фотограф.

- Да.

- Рядом с каким-нибудь экспонатом?

- Сам экспонат.

Юные дурносмехи уже ушли восвояси, а старик во фраке, остановившись у двери, наблюдал, как мастер устанавливает в центре зала свой аппарат и меняет линзы, чтобы запечатлеть для «большого поклонника археолога Лэйда» семейный портрет.

- Еще один кадр? – предложил фотограф Тьену. – На память: вы рядом с портретом своего кумира? А барышня с вами?