Ирина Шевченко - Там, где горит свет (СИ)

Девочка подумала, что он совсем уже успокоился, и перестала волноваться.

Расстелила постели, уложила братишку, посидела рядом, пока не уснет и собиралась уже лечь сама, как услышала в коридоре быстрые шаги. Затем хлопнула входная дверь.

- Тьен! – выскочила она следом. - Тьен, ты куда?

Но парень был уже за калиткой и не откликнулся.

Стало страшно. Случалось, он и раньше неожиданно уходил, но всегда предупреждал, не то что сейчас. Софи постояла еще немного на пороге, в надежде, что он вот-вот вернется, но скоро поняла, что только холод в дом напускает.

Лампу в комнате он не погасил и дверь бросил приоткрытой. По распахнутому настежь шкафу и валяющимся на полу вещам, стало ясно, что собирался в спешке. Матрас с кровати зачем-то сдвинул и не поправил.

Девочка подошла к столу, чтобы потушить свет и увидела лежащую под лампой газету. «Курьер» был развернут на странице криминальных новостей. Ограбления, убийства, пьяная драка. Почти целую полосу занимала статья о ревнивом муже, зарезавшем жену и любовника, а после пытавшемся покончить с собой. Полиция успела вытащить ревнивца из петли, и теперь тому предстоял суд и, скорее всего, смертная казнь через повешение…

А в самом низу страницы - совсем маленькая заметка. «Убийство коммивояжера».

Как до слободы дошел, Тьен не помнил. Не видел попадавшихся навстречу людей, не чувствовал холодного ветра, развевавшего волосы и полы расстегнутого, впопыхах наброшенного пальто. Только сердце колотилось, опережая ритм шагов, и бился о бедро брошенный в карман брюк пистолет. А в барабане – всего две пули, и те неизвестно кому предназначены.

В окошке над мастерской точильщика горел свет. Ярко, что можно подумать, будто Манон, как бывало, взяла заказ, а Ланс ушел в кабак пропустить стаканчик-другой или просаживает где-нибудь в карты дневную выручку.

Вор дернул ведущую на лестницу дверь. Раньше Манон запиралась на все замки, а поскольку мальчишки то и дело обрывали шнурок звонка, приходилось кричать под окнами. Но сейчас внизу было открыто. Юноша постоял немного на входе, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями, и медленно поднялся на второй этаж. Дверь в единственную на тесной площадке квартирку тоже не заперли, словно хозяйка никого и ничего уже не страшилась. Тихо ступая, Тьен вошел в прихожую, а оттуда – в небольшую, хорошо освещенную комнату, и остановился, заметив вышивальщицу. Та сидела у стола и ночного гостя не видела, занятая работой: за порхающей серебристой пчелкой иглой тянулась красная нитка, оставляя на белоснежной ткани не видный от входа узор, а ловкие пальцы толстушки распрямляли что-то, подтягивали и вертели пяльцы. Вдруг подумалось, что все это какая-то ошибка, и Ланс действительно в кабаке… Если бы только движения ее были чуть медленнее, глаза не такими пустыми, а нитка другого цвета…

- Манон, - негромко позвал вор.

Вышивальщица подняла голову, посмотрела ему в лицо, а после – на ноги.

- Ботинки.

Она всегда бранилась, если в комнату входили в обуви. Есть такие вещи, которые прочно врезаются в быт и в сознание, что бы ни случилось. Или помогают поддерживать иллюзию, что не случилось ничего…

Тьен разулся, швырнул ботинки к входной двери. Подошел к девушке и без слов отобрал у нее пяльцы и иглу. На вышивку не смотрел. Лишившиеся дела трясущиеся пальцы тут же вцепились в его руки, чужая дрожь прошла по телу, и стоять стало трудно. Опустился на пол, положил отяжелевшую головы на колени вышивальщицы и прижал ко лбу ее ладонь. Подумалось, как хорошо было бы уметь делиться мыслями. Не нужно было бы слов.

- Я думала, раньше придешь, - заговорила первой Манон. – Увидишь, что нас в той кофейне нет, и придешь узнать, что случилось. Специально поезд[i] (4) почти до четырех держала, чтобы простился хоть…

- Сапог, - прошептал Тьен. – Сапог дурацкий.

Да и не будь того сапога, вряд ли бы он сразу в слободу кинулся. Подумал бы, что у Ланса дела какие-то нарисовались, или приболел. Что угодно подумал бы, но не такое!

- Позавчера ждала его, ждала, - словно в пустоту говорила девушка. – Ночь уже, а его все нет. Не в первый раз, а тревожно так стало. До утра сидела. Уже служба закончилась, люди из церкви, смотрю, идут. Прилегла, задремала. Когда приходят. Из полиции двое, в форме, бляхи показали. Знаешь, я даже обрадовалась. Думаю, влез куда-то, ночь в каталажке просидел. Он ведь по-крупному - никогда, а если мелочевка какая-то, то и ничего, подержат недельку, как, помнишь, было, и отпустят… А у него в кармане карточка от фирмы и паспорт с адресом. Он тебе говорил, что у меня записался? Решили, раз уж жить, то уже и жить… А тут… Опознание называется. В третий участок повезли, там мертвецкая у них. Холодно. Бумаги какие-то велели подписать. Говорят, после трех можете забирать…

- Кто, известно?

- Нет. Сказали, будут искать. Господин какой-то приезжал из торговой компании, где Ланс работал. Топал ногами, кричал, что это так оставлять нельзя, что он лично проследит.

Коммивояжер – опасная профессия. Тьен об этом еще при встрече с Морисом подумал…

- Прости, - он с нежностью сжал пухлую ладошку, коснулся губами исколотых до крови пальцев. – Это я виноват. Я ему это место нашел.

- Ты ведь как лучше хотел, - вздохнула Манон. Погладила по волосам, улыбнулась вдруг: - Спасибо. Хоть пару месяцев пожили по-людски…

Провела рукою ему по лбу, утирая пот, блеснуло на безымянном пальце тоненькое колечко с голубеньким камушком. Совсем тоскливо стало, хоть волком вой.

Но волки не только выть горазды, и зубы у них не за тем, чтобы ими от страха клацать.

- Тьен, - вышивальщица словно почувствовала что-то. Потянула за волосы, вынуждая поднять глаза. – Ты только не лезь в это, прошу. Не надо. Бог все видит, он рассудит. А ты его не ищи.

- Кого? – встрепенулся юноша. – Кого не искать? Знаешь еще что-то?

- Нет. – И губы сжала в тонкую ниточку.

- Не умеешь ты врать… Манюня.

Вздрогнула. Подбородок задрожал – вот-вот расплачется. Но утешить и потом можно.

Тьен поднялся с колен, притянул табурет и сел напротив девушки. Легонько встряхнул ее за плечи:

- Рассказывай.

- Нечего рассказывать, - всхлипнула она. - Может, это вообще ерунда какая.

- Ерунду рассказывай.

- Карандаш… Карандаш переводной, знаешь? Вроде обычный, а намочишь – синий. Ланс такие разносил, мне подарил три штуки. Удобно: узор через стекло срисуешь, потом бумажку в воду окунешь и к ткани прикладываешь – отпечатывается… А один он с собой носил, в кармане. Бумажки с записями терял вечно, так наловчился карандаш слюнить и отметки на запястье ставить, что продал, сколько. А дома уже в тетрадку переписывал. А когда… когда собирали его, я смотрю, у него на ладони слова какие-то. Обычно – буква одна и цифра, а тут – слова…