Андрей Астахов - Чейзер [СИ]

- Стоять! - крикнул Константин, обращаясь ко всем сразу. - Не стрелять!

Он шагнул на дорогу, и свет фар легковушки упал на него. Я видел, как Константин поднял руку. Машина - теперь я разглядел ее, это был роскошный черный "опель-адмирал", - взвизгнула тормозами, видимо, водитель не ожидал, что кто-то вот так внезапно выскочит на дорогу. Хлопнула дверь, кто-то в кожаном плаще выскочил из машины, подскочил к Константину и разразился непечатной немецкой руганью. Мол, знаешь ли ты, такой-растакой, кого останавливаешь? А я будто в гипнозе смотрел в салон - в нем оставались еще трое, молодой белобрысый офицер со злым лицом на сидении рядом с водителем, и крашеная блондинка сзади - ее лицо было бледным, будто гипсовым. Или это в машине свет такой?

Константин прервал поток брани, выстрелив немцу прямо в лоб, и сам упал на дорогу, рядом с убитыми. Миг спустя "Ханомаг" включил фары, и по легковушке заработали не меньше десятка стволов, включая МГ-34. "Опель" немедленно осел на простреленных шинах, безупречно чистый сверкающий корпус в мгновение стал похож на решето. Лобовое стекло разлетелось градом осколков, содержимое головы белобрысого нациста забрызгало всю кабину, водителя прошило пулями вместе с сидением.

- А-а-а-а, сволочи! - заорал я и нажал на спуск, присоединяясь к расстрелу машины.

Я расстрелял весь магазин. Вряд ли хоть кто-то мог остаться в живых под таким градом пуль. Но я ошибся. В тот момент, когда я менял магазин на полный, задняя дверь расстрелянной машины распахнулась, и блондинка в эсэсовской форме вывалилась из салона на дорогу. Изо рта у нее толчками выплескивалась темная кровь, глаза остекленели, но в правой руке она продолжала сжимать пистолет, а в левой - небольшой чемоданчик из серебристого металла.

Я вскинул автомат, чтобы добить ее, но эсэсовка меня опередила - судорожным отчаянным движением сунула ствол пистолета в рот и нажала на курок. Все, финита ля комедия.

- Кажись, все! - услышал я голос Константина. - Чемодан возьми!

Я не сразу смог вырвать чемодан из пальцев мертвой женщины. Константин, видя, что меня вот-вот вывернет наизнанку, сам обыскал карманы убитых, собирая документы и прочую важную мелочь. А потом мы бежали в ночь, стремясь побыстрее уйти с места операции и унося наши трофеи, пока не оказались у какого-то неприметного дома на окраине, в дверь которого Константин долго стучал, пока, наконец, нам не открыли. Хозяин провел нас на второй этаж. Я даже не удивился, когда увидел сидевшую за столом Марию.

- Оба живы! - обрадовалась она. - Как все прошло?

- Андре, давай-ка наш трофей на стол, - велел мне Константин.

Мы встали кругом - Мария, Константин, я и хозяин дома, который каким-то специальным инструментом ловко открыл замок. В чемоданчике оказался металлический футляр с винтовой крышкой. Свинтив ее, Константин осторожно извлек из футляра стеклянный флакон с бесцветной жидкостью.

- Духи? - удивленно спросила Мария. - Похоже на флакон от духов.

- Нет, дорогая моя, это не духи, - Константин поднес флакон к лампе. - Ради этого сотни людей отдали свои жизни. - Тут он глянул на меня. - Закрой дверь, быстро!

Я понял, что сейчас узнаю что-то невероятно важное. Нечто такое, что в жизни разведчика можно узнать только один раз. Я подошел к двери, прикрыл ее, но насмешливый голос за моей спиной сказал:

- Эй, Мезенцев, ты чего? Проснись! Эй, не спи!

Я открыл глаза и не сразу сообразил спросонья, что вся группа смотрит на меня. Мгновение спустя я услышал негромкий и будто обиженный голос доцента Михаила Львовича Виленского, нашего преподавателя по культуре речи:

- Нет, натурально бывает, что студенты засыпают на лекции. Но в первый раз слышу, чтобы так храпели!

***

Ну заснул и заснул - чего башку пеплом посыпать? Со всеми бывает. Тем более у Виленского на лекции. Его на факультете так и называют - Кот-Баюн. Лекции он читает тихо и монотонно, будто со своим галстуком разговаривает. Убаюкивает, зараза, не хочешь, а заснешь. Не в первый раз кто-то у него засыпает. Да еще и погода морит, в такую погоду всегда спать охота. А то, что сокурсники поржали, так плевать. Они с любой фигни ржут. Чихнул кто на паре - смеются, сморкнулся - тоже. Не беда, переживем. Лишь бы Виленский на меня обидку не задавил, а то припомнит мне на зачете. Так-то по словам знатоков факультетской жизни Львович мужик не злопамятный, но все же...

А сон-то, сон! Ну прямо тебе кино про войну, блин. Никогда мне таких ярких и реалистичных снов не снилось. И ведь как все связно! Еще и цветной. Ночью мне таких снов сроду не снилось, а тут нате, на лекции. Крепко меня сморил Виленский своим плетением словес....

Я умылся холодной водой, вытер лицо бумажным полотенцем, показал язык своему отражению в зеркале, и вышел из туалета. Слава Богу, одна пара осталась, английский, и домой.

- Мезенцев, стой!

Это Наташка Архипова, наша староста. Странная девица, манерная вся из себя, чопорная, как семидесятилетняя англичанка, совершенно завернутая на учебе, кошаках и смурных опусах Мураками и без малейшего чувства юмора. Я подумал было, что она за мою спячку на лекции зудеть начнет, но ошибся.

- Тебя Резниченко вызывает, - заявила она с выражением лица принцессы, отдающей приказ последнему из холопов. - Он на кафедре.

Олег Анатольевич Резниченко - заведующий кафедрой романских языков и наш куратор. Мужик с феноменальной памятью, меня всегда поражало и сейчас поражает, сколько он всего знает. Поисковик Гугл, а не человек. Назови ему любую цитату, и он тут же скажет, из какой она книги. Всю мировую литературу, особенно иностранную, знает вдоль и поперек. И еще на пяти языках свободно разговаривает. Наши серые мышки, вроде той же Архиповой, поголовно и насмерть в него влюблены и в своем кругу называют его Олежеком. Вообще его на факультете любят - преподаватель хороший, толковый, не подлючий, на экзаменах никого не валит и зачеты ставит автоматом. С ним у меня как-то забавный диалог на экзамене по зарубежной литературе случился. Резниченко был ассистентом экзаменатора. Мне достался не самый лучший билет - первый вопрос "Макбет" Шекспира, а второй ранняя американская проза - Готорн там, Вашингтон Ирвинг, прочие. Сказать по правде, ни "Макбета", ни американцев я особо не читал, так глазами пробежал. Ну ничего, думаю, прорвемся, уж на тройку расскажу по-любому. Накатал на листке что вспомнил, сажусь отвечать, и в этот момент экзаменатор наш, Игорь Рудольфович Винтер, встает и выходит, оставив нас с глазу на глаз с Резниченко. Ну, я начинаю ему рассказывать про "Макбет", что там да как, говорю про сцену с ведьмами, - единственную, которую более-менее помнил, - а Резниченко мне так с выражением говорит: "Будь здрав, Макбет, будь здрав, Гламисский тан!" Я не догнал сразу, смотрю на него, как панк на салют. А он мне: "Будь здрав, Макбет, будь здрав, Кавдорский тан!". Ну, тут у меня соображалка включилась, и я ему в ответ: "Будь здрав, Макбет, будь здрав, король в грядущем!" Резниченко улыбнулся, расписался в моей зачетке и сказал: "Молодец, Мезенцев, память у вас феноменальная. Знаю, что не читали "Макбета", так, пробежались по страницам, но выкрутились. И до новых встреч". Вот так я за одну минуту сдал экзамен на "отлично". Короче, свой человек. Со студентами всегда на "вы", ни разу не слышал, чтобы он орал на кого-то. Только вот непонятно, на кой хрен я ему понадобился?