Виталий Сертаков - Мастер Лабиринта [СИ]

Почувствовав, что свободен, откатился в сторону.

Андрей прижал Фишера к земле и замахнулся.

Сейчас его кулак впечатается человеку Мастера в нос, во все стороны полетит кровь, голова Фишера глухо стукнется о землю, а глаза закатятся.

Андрей замешкался. Фишер воткнул нож ему в солнечное сплетение и брат захрипел.

Рука Андрея упала, так и не донеся удар.

- Сопляки. - Фишер выдернул лезвие и столкнул с себя моего брата. Андрей зажал руками рану, силясь встать на колени.

Фишер же его добьёт сейчас, почему мой брат не сопротивляется? Чемпион, боксёр, почему он не сопротивляется?

Потому же, почему и я. Нас так воспитали. Дэ связало нам руки.

Я схватил камень и бросил в Фишера. Снаряд пролетел мимо, но зато Фишер отвлёкся. Андрей толкнул его и тяжело, но быстро поднялся.

Фредерика дала себя поймать, и, вцепившись в кисти Максима, целовалась с ним. Вскрикнула вдруг - Максим отстранился. Теперь он её держал.

- Как ожидаемо. - Протянул блондин, глядя куда-то мне за спину.

Я обернулся.

В облаке камней, тумана, выдранных с корнями стеблей приближалась широкоплечая фигура. Волосы Саградова стояли дыбом, в пылевом облаке вокруг него сверкали молнии, и глаза его сияли холодным бешеным болотным огнём.

Камень, который я бросил в Фишера, подскочил сам собой, и полетел в человека-нутрию. Фишер прикрыл голову, камень скользнул по его локтю. Но в него уже летел следующий. И следующий. И следующий. Сбивая, заставляя отступать. В попятившегося Андрея тоже полетели камни, я крикнул, что это мой брат, но Саградов не слышал - подхваченный вихрем вокруг него гудел воздух.

Вместо того чтобы искать укрытия, Фишер выпрямился - и бросил в Саградова нож.

Было далеко, больше двадцати шагов и Саградова окружало плотное пылевое облако. Фишер не мог достать. Он никак не мог достать.

Нож по рукоять вошёл Дмитрию в горло.

Камни и пыль рухнули вниз.

Максим отшвырнул Фредерику и закричал.

Так, как он орал там, в подвале. Отчаянно, бестолково, безумно. На одной выбивающей сознание ноте.

Парень вытянул руку с растопыренной ладонью, как будто пытался коснуться отца. Земля этого страшного места затряслась. Небо затряслось. Фредерика упала и поползла прочь. Вопль Максима стал отчаяннее.

Под ногами Фишера раскрылась трещина, и почва рухнула в неё. Человек-нутрия попятился - Максим шёл к нему, вопя и вытянув руку. Вытаращив светящиеся глаза. Трещина превратилась в глубокий бесконечный расширяющийся проём. И она тянулась, как длинный язык, преследуя отступающего мужчину.

Андрей схватил Лиану, которая едва не скатилась в разлом и, шатаясь, пошёл назад. Из его груди, пропитывая рубашку и пачкая девушку, текла кровь.

Одно из разветвлений трещины подступало и ко мне. Я попятился, но разломы окружали, расходясь во все стороны.

В провал, глупо взмахнув руками, упало тело Саградова. Та же самая трещина, словно раздираемая снизу гигантом, поглотила пятящегося Фишера.

Колени Максима подкосились и он сел на землю, царапая её сведёнными судорогой пальцами.

Почва мелко и опасно затряслась. Я перепрыгнул одну трещину, другую. Побежал со всех ног к брату, земля под которым была неподвижна.

Казалось, что я успею. Что я уже почти успел.

До Андрея было два шага, когда поверхность ушла из-под моих ног.

Я вытянул руку, уверенный, что брат схватит.

Он смотрел на меня расширенным чёрным взглядом. И я в этот долгий миг знал всё, что он думает, как будто сидел у него в голове. Знал каждое вычисление, каждое предположение.

Чтобы поймать меня, нужно отпустить ту руку, которой он поддерживает Лиану под колени, и шагнуть вперёд. Нанниты закрывают повреждения, но рана его ослабила. Рука может не выдержать нагрузки и невольно отпустить Лиану, и тогда не только я, но и она упадёт в провал.

Но это лишь «может», вероятность от тридцати до пятидесяти. Он сильный, а я - лёгкий. Достаточно подойти и вытянуть руку.

Андрей сделал один длинный шаг назад.

А я рухнул во тьму.

Глава 9. Лабиринт

9.1 Хищник в лабиринте.

Я упал во тьму.

Удар пришёлся на пятки и прошёл вверх до затылка, зубы щёлкнули, в рот брызнула кровь, ноги погрузились во что-то рассыпчатое, взметнув тяжёлое облако пыли. Я шлёпнулся на четвереньки, ладонями в колючую крошку. Долгий миг стоял так, убеждаясь, что не убился.

Затем медленно выпрямился.

Пахло старыми носками. Сквозь узкий проём, через который я упал, лился тусклый желтоватый свет. Он отражался в чешуйках слюды, проступающих на стенах колодца, и придавал им золотой блеск вверху и коричневый у земли. Толстые корни растений пронизывали стены, выступая как венозные барельефы. Казалось, что выход недосягаемо высоко, но я ведь не расколол себе все кости, и даже не сильно ударился, глубже пяти метров здесь не может быть. С другой стороны, что пять, что тридцать - до выхода не дотянуться.

Куча, на которую я упал, расползалась с сухим шелестом. Я стряхнул с ладони прилипший листок, и он закружился вертолетиком. Крылышко, а не листок. Старое хитиновое крылышко.

Я стоял на горе из жёстких оболочек, надкрыльев и жвал, в блёклом столбе прорвавшегося вниз света. Как под прицелом.

Жгучее трещащее облако налетело на меня. Оно впилось в руки и в лицо, лезло в глаза и ноздри. Я слепо рванул в сторону, скатившись с кучи, которая хрустела и кололась так же больно, как живые твари.

Насекомые окружили меня, я бестолково махал руками и жмурился, но всё равно видел каждое крохотное создание, словно выписанное талантливым и больным художником. У одних три пары крыльев вращались в разных плоскостях, другие скакали на длинных вывернутых назад украшенных зубцами лапках, третьи, бескрылые, цеплялись липкими ртами к летучим. Со жвалами рогоносцев, скорпионов и беззубыми жёсткими челюстями, они были не больше пчёлы и щипались, а не кусались.

Я толстокож для них, и на мне куртка Андрея. Надо вытряхнуть тварей и застегнуться. И не паниковать, не паниковать.

Жук с муравьиной головой и округлым телом впился в рёбра - там, где кожу процарапал нож Фишера.

Я отодрал его и сжал, пытаясь раздавить твёрдый хитин. Жук завибрировал, как заводная игрушка, и вырос - за две секунды увеличившись от размеров мухи до здоровенного рогача.

Я швырнул его в стену, но он не долетел. Насекомые набросились на него и разорвали, жёлтая и красная жидкости брызнули во все стороны.

Эволюция в действии: твари, сожравшие этого жука, тоже выросли, и их укусы стали кислотно-обжигающими.

Я застыл, вытянув руку, обёрнутую чёрным копошащимся облаком. Твари лезли за шиворот, цеплялись за волосы, впивались в царапины, стремясь добраться до мяса. До нежного бьющегося сердца, к костям, которые они обглодают до светлой благородной желтизны.