Р. Бэккер - Тьма прежних времен

Найюр вставил ногу в стремя, взметнулся вверх и перемахнул через седло навстречу изумленному мунуату. Он выбил его из седла и вместе с ним рухнул наземь. Несмотря на то что у мунуата перехватило дыхание, тот не растерялся и потянулся за ножом. Найюр боднул его головой в лицо, почувствовал, как кожа на лбу лопнула, рассеченная краем шлема противника. Свою боевую шапку он каким-то образом потерял. Еще раз боднул, почувствовал, как нос противника сломался о его лоб. Мунуат наконец выхватил нож, но Найюр поймал его за запястье. Хриплое дыхание. Злобные взгляды, стиснутые зубы. Скрип кожи, скрежет доспехов.

— Я сильнее! — прохрипел Найюр, снова боднув мунуата.

У того в глазах не было страха — только упрямая ненависть.

— Сильнее!

Найюр прижал дрожащую руку врага к земле, стиснул запястье так, что нож выпал из бесчувственных пальцев. Еще раз боднул. Занес ногу…

Чвак!

Вот и третий лучник…

Мунуат под ним булькнул и обмяк. Стрела пришпилила его горло к земле. Найюр услышал топот копыт, краем глаза увидел надвигающуюся тень.

Он пригнулся, услышал свист палаша.

Перекатился, присел, увидел, как мунуат осадил коня так, что из-под копыт полетели комья земли, потом развернул его и снова направил на Найюра. Смаргивая кровь с глаз, Найюр принялся шарить по земле. Где же его меч? А конь со всадником все приближались.

Найюр, не раздумывая, схватился за свисающий повод и рывком повалил коня наземь. Ошеломленный мунуат успел откатиться в сторону. Найюр методично попинал траву и отыскал наконец свой палаш, упавший за кочку. Он схватил меч и успел со звоном отразить первый удар мунуата.

Меч противника выписывал в небе сверкающие дуги. Атака была яростной, но не прошло и нескольких мгновений, как Найюр начал теснить мунуата. Тот споткнулся…

И все. Мунуат тупо уставился на Найюра, нагнулся подобрать отрубленную руку…

И потерял и голову тоже.

«Я сильнее!»

Тяжело дыша, Найюр оглядел поле маленького сражения, внезапно испугавшись, что Келлхуса убили. Но дунианин нашелся почти сразу: он стоял один посреди груды трупов, все так же вытянув меч, ожидая приближения единственного оставшегося в живых мунуатского копейщика.

Всадник, держа копье наперевес, взревел, подав голос яростной степи сквозь топот копыт. «Он знает, — подумал Найюр. — Знает, что он сейчас умрет».

Дунианин поймал железное острие копья своим мечом и направил его в землю. Копье сломалось, мунуата отшвырнуло к задней луке седла, дунианин подпрыгнул, немыслимым образом вскинул обутую в сандалию ногу выше конской гривы и ударил всадника в лицо. Тот полетел в траву, но дунианин остановил его полет своим мечом.

«Что же это за человек…»

Анасуримбор Келлхус немного помедлил над трупом, как будто оказывая честь памяти убитого. Потом обернулся к Найюру. Его волосы трепал ветер, по лицу ползли струйки крови, так что на миг Найюру показалось, будто лицо дунианина приобрело некое подобие выражения. За спиной у него вставали темные бастионы Хетант.

Найюр обходил поле битвы, добивая раненых.

В конце концов дошел он и до Пантерута, который пытался уползти за бугор. В отчаянии тот схватился за меч, но Найюр ударил, и меч полетел в траву. Найюр вонзил собственный меч в землю, изо всех сил пнул Пантерута, потом схватил за грудки и поднял, точно тряпичную куклу. Плюнул ему в разбитое лицо, заглянул в затуманенные, налитые кровью глаза.

— Видел, мунуат? — вскричал он. — Видел, как легко повергнуть Народ Войны? Шпионы! — презрительно бросил он. — Бабьи отговорки!

Пощечиной опрокинул врага наземь и снова принялся пинать ногами, охваченный темной яростью, которая затмила его сердце. Он бил мунуата до тех пор, пока тот не принялся визжать и плакать.

— Что, плачешь? — воскликнул Найюр. — Это ты, который осмелился назвать меня предателем нашей страны!

Своей мощной рукой он сдавил мунуату горло.

— Подавись! — кричал он. — Подавись этими словами!

Мунуат хрипел и слабо отбивался. Сама земля грохотала от гнева Найюра. Само небо содрогалось от ужаса.

Он бросил задушенного человека наземь.

Позорная смерть. Заслуженная смерть. Пантерут урс Муткиус не вернется в родные края.

Келлхус издали смотрел, как Найюр вырвал из земли свой меч. Степняк направился к нему, пробираясь между трупами со странной осторожностью. Глаза у него были дикие и сверкали под затянутым тучами небом.

«Он безумен».

— Там еще другие, — сказал Келлхус. — Остались внизу, на тропе. Они скованы цепями. Это женщины.

— Наша добыча, — сказал Найюр, отводя взгляд — он не хотел встречаться глазами с монахом. И прошел мимо Келлхуса туда, откуда доносились женские вопли.

Серве стояла, протягивая скованные руки, и кричала приближающемуся человеку:

— Помоги-ите!

Остальные завизжали, когда поняли, что к ним идет скюльвенд — другой скюльвенд: еще более грубый, расплывающийся в заплаканных глазах. Они сбились за спиной Серве, настолько далеко, насколько позволяли цепи.

— Помоги-и-ите! — снова завопила Серве, когда огромная фигура, испачканная кровью своих сородичей, подошла ближе. — Вы должны нас спасти!

Но тут она увидела безжалостные глаза варвара.

Скюльвенд ударил ее, она отлетела в сторону и упала на землю.

— И что ты с ней будешь делать? — спросил Келлхус, глядя на женщину, которая, съежившись, сидела по ту сторону костра.

— Себе оставлю, — сказал Найюр и оторвал еще кусок конины от ребра, которое держал в руках.

— Мы славно сражались, — продолжал он с набитым ртом. — Она — моя добыча.

«Дело не только в этом. Он боится. Боится путешествовать наедине со мной».

Степняк внезапно встал, бросил в костер обглоданное до блеска ребро, подошел к женщине и опустился на корточки рядом с ней.

— Такая красавица… — сказал он почти отсутствующим тоном. Женщина шарахнулась от его протянутой руки. Ее цепи звякнули. Он поймал ее, испачкав ей щеку конским салом.

«Она ему кого-то напоминает. Одну из его жен. Анисси, единственную, кого он осмеливается любить».

Скюльвенд снова овладел ею, а Келлхус смотрел. Он слышал ее придушенные крики, ее всхлипыванье — и ему казалось, будто почва под ним медленно кружится, словно звезды остановили свой круговорот, и вместо них стала кружиться земля. Тут происходило нечто… нечто необычное. Он это чувствовал. Какое-то преступление.

Из какой тьмы это явилось?

«Со мной что-то происходит, отец».

Потом скюльвенд поднял ее и поставил перед собой на колени. Он взял ее миловидное личико в ладонь и повернул ее к свету костра. Пропустил ее золотистые волосы сквозь свои толстые пальцы. Что-то пробормотал ей на непонятном языке. Келлхус видел, как она подняла на скюльвенда опухшие от слез глаза — ее напугало то, что она его понимает. Он проворчал еще что-то, и она съежилась под державшей ее рукой.