Р. Бэккер - Тьма прежних времен

— Она все поняла, степняк, — ответил Келлхус.

И они пошли дальше пешком, ведя коней в поводу. Теперь предводительствовал Келлхус. Он безошибочно использовал любой ровный участок, так что время от времени Серве приходилось пускаться бегом. Несколько раз она спотыкалась и падала, но ей с грехом пополам удавалось вставать на ноги и бежать дальше, прежде чем скюльвенд успевал выбранить ее. Она задыхалась, грудь у нее болела, в боку временами кололо, точно ножом. Она вся была в синяках и царапинах и так вымоталась, что когда останавливалась, ее шатало. Но об отдыхе не могло быть и речи — позади по-прежнему мерцала вереница факелов.

В конце концов река сделала поворот и обрушилась вниз лестницей каменных уступов. В свете звезд Серве угадала впереди большое водное пространство.

— Река Фай, — сказал Найюр. — Ничего, Серве, скоро снова поедем верхом.

Они не стали спускаться к Фаю следом за притоком — вместо этого они забрали вправо и нырнули в темный лес. Поначалу Серве почти ничего не видела и чувствовала себя так, словно пробирается на ощупь в каком-то кошмарном лабиринте. Хруст сучков под ногами. Конский храп. Изредка — стук копыта о твердый корень. Но постепенно бледный полусвет начал выхватывать из мрака отдельные детали: стройные стволы, валежник, россыпь опавших листьев под ногами. Она поняла, что скюльвенд был прав: лес редел.

Когда восточный край неба начал светлеть, Найюр приказал остановиться. Над его головой нависал громадный ком земли в корнях поваленного дерева.

— Теперь мы поскачем, — сказал Найюр. — И поскачем быстро.

Серве наконец-то снова очутилась в седле, но ее радость была недолгой. С Найюром впереди и Келлхусом позади они понеслись вперед, сминая подлесок. По мере того как лес редел, переплетенные кроны спускались все ниже, и вот уже казалось, будто всадники мчатся прямо сквозь них. Их хлестали бесчисленные ветви. Сквозь дробный топот копыт Серве слышала, как нарастает утренний птичий гомон.

Наконец они вырвались из досаждавшего им подлеска и помчались напрямик через пастбища. Серве вскрикнула и рассмеялась, ободренная внезапно распахнувшимся перед ней простором. Прохладный воздух бил в лицо и растрепал волосы на отдельные развевающиеся пряди. Впереди, над горизонтом, вставал огромный алый шар солнца, заливая лиловую даль оранжевым и багряным.

Постепенно пастбища сменялись возделанными землями. Теперь повсюду, куда ни глянь, тянулись всходы молодого ячменя, пшеницы и проса. Кавалькада огибала маленькие земледельческие деревушки и огромные плантации, принадлежавшие домам Объединения. Будучи наложницей Гаунов, Серве сама жила на таких виллах, и, глядя на ветхие бараки, красные черепичные крыши и ряды похожих на копья можжевельников, она удивлялась тому, как места, некогда столь знакомые, сделались вдруг чуждыми и угрожающими.

Рабы, трудившиеся на полях, поднимали головы и провожали взглядом всадников, проносившихся мимо по пыльным проселкам. Возницы ругались, когда лошади пролетали мимо, осыпая их пылью и мелкими камешками. Бабы роняли корзины с бельем и оттаскивали с дороги зазевавшихся ребятишек. «Что думают эти люди? — сонно гадала Серве, опьяневшая от усталости. — Что они видят?»

Пожалуй, отчаянных беглецов. Мужчину, чье жестокое лицо напомнило им об ужасных скюльвендах. Другого мужчину, чьи голубые глаза успевали увидеть их насквозь за один мимолетный взгляд. И прекрасную женщину с распущенными белокурыми волосами — добычу, которую эти мужчины, похоже, не желают отдавать своим невидимым преследователям.

Ближе к вечеру они поднялись на взмыленных конях на вершину каменистого холма, и там скюльвенд наконец разрешил краткую передышку. Серве буквально свалилась с седла. Она рухнула наземь и растянулась в траве. В ушах звенело, земля под ней медленно плыла и кружилась. Некоторое время Серве могла только лежать и дышать. Потом услышала, как скюльвенд выругался.

— Вот упрямые ублюдки! — бросил он. — Тот, кто ведет этих людей, не только упорен, но еще и хитер.

— Что же нам делать? — спросил Келлхус.

Этот вопрос ее несколько разочаровал. «Ты же знаешь! Ты всегда знаешь! Зачем ты к нему подлизываешься?»

Она с трудом поднялась на ноги, удивленная тем, как быстро замерзла, и устремила взгляд к горизонту, туда же, куда смотрели мужчины. Под розовеющим солнцем виднелся хвост пыли, тянущийся к реке, — и все.

— Сколько их там? — спросил Найюр у Келлхуса.

— Как и прежде — шестьдесят восемь. Только кони у них теперь другие.

— Другие кони… — повторил Найюр сухо, словно его раздражало как то, что это сулило, так и способность Келлхуса делать подобные выводы. — Должно быть, они раздобыли их где-то по дороге.

— А ты что, не предвидел этого?

— Шестьдесят восемь… — повторил Найюр, пропустив вопрос мимо ушей. — Многовато? — спросил он, глядя на Келлхуса в упор.

— Многовато.

— А если ночью напасть?

Келлхус кивнул. Глаза его сделались какими-то невидящими.

— Быть может, — ответил он наконец. — Но только если все прочие варианты будут исчерпаны.

— Какие варианты? — спросил Найюр. — Что… что нам делать?

Серве заметила, что его лицо исказилось непонятной мукой. «Почему его это так раздражает? Разве он не видит, что нам суждено следовать за ним и повиноваться ему?»

— Мы их слегка опережаем, — твердо ответил Келлхус. — Надо ехать дальше.

Теперь впереди оказался Келлхус. Они спустились по теневому склону холма, постепенно набирая скорость. Распугали небольшую отару овец и пустили своих многострадальных коней еще более быстрым галопом, чем прежде.

Серве скакала через пастбище и чувствовала, как от сведенных судорогой ног по телу расползается тупая боль. Они выехали из тени холма, и спину стало греть ласковое вечернее солнышко. Серве выслала коня вперед и поравнялась с Келлхусом, сверкнув яростной усмешкой. Он насмешил ее, скорчив рожу: выпучил глаза, словно потрясенный ее дерзостью, и негодующе нахмурил лоб. Скюльвенд остался позади, а они скакали бок о бок, смеясь над своими неудачливыми преследователями, пока вечер переходил в ночь и все краски дальних полей сменялись одной-единственной, серой. Серве подумала, что они обогнали само солнце.

Внезапно ее конь — ее добыча, доставшаяся ей после того, как она убила человека со шрамом, — споткнулся на скаку, вскинул голову и хрипло завизжал. Серве словно почувствовала, как разорвалось его сердце… Потом в лицо ей ударила земля, рот оказался набит травой и глиной — и гулкая тишина.

Звук приближающихся копыт.

— Оставь ее! — рявкнул скюльвенд. — Им нужны мы, а не она. Она для них всего лишь краденая вещь, красивая безделушка.

— Не оставлю.