Р. Бэккер - Тьма прежних времен

Потом он всхлипнул. Из глаз хлынули слезы.

«Плакса…»

Баннут, хихикающий, выплевывая мутную кровь.

«Я видел, как ты на него смотрел! Вы были любовниками, я знаю!»

— Нет! — воскликнул Найюр, но спасительная ненависть покинула его.

Все эти годы он мучительно размышлял над молчанием соплеменников, гадая, что за невысказанный упрек читает в их глазах, думая, что сошел с ума от подозрительности, браня себя за беспочвенные страхи и все равно мучительно размышляя о том, какие мысли они таят… Сколько клеветнических слухов распускали о нем в его отсутствие? Сколько раз, привлеченный хохотом, доносящимся из якша, он входил внутрь — и натыкался на плотно сомкнутые губы и наглые взгляды? И все это время они… Найюр схватился за грудь.

«Нет!»

Он выдавливал слезы из своих глаз, все сильнее и сильнее бил по земле рассаженным кулаком, словно забивал кизяки в топку. Перед его мысленным взором всплыло лицо тридцатилетней давности. Найюра охватило демоническое спокойствие.

— Ты издеваешься надо мной! — прошипел он сквозь зубы. — Наваливаешь на меня одну ношу за…

Внезапная вспышка ужаса заставила его умолкнуть на полуслове. Ветер донес до него голоса.

Он замер неподвижно, глядя сквозь ресницы и обратившись в слух. Говорили на шейском, но что именно говорили, он разобрать не мог.

Неужели мародеры все еще обшаривают поле битвы?

«Несчастный трус! Встань и умри как мужчина!»

Ветер улегся, но голоса приближались. Теперь Найюр слышал шаги коней и поскрипывание сбруи. Как минимум двое верховых. Судя по аристократическому выговору — офицеры. Они приближались, но откуда? Найюр с трудом подавил идиотский порыв встать и оглядеться.

— Скюльвенды жили здесь со времен киранейцев, — говорил голос, принадлежавший человеку более высокопоставленному, — терпеливые и безжалостные, как океан. И все это время они не менялись! Народы появлялись и исчезали, целые нации были за это время стерты с лица земли, но скюльвенды остались. И я изучал их, Мартем! Я просмотрел все материалы о скюльвендах, какие сумел найти, от самых древних до наиболее свежих. Я даже заставил своих агентов пробраться в библиотеку Сареотов! Да-да, в Иотии! Правда, они там ничего не нашли. Фаним забросили ее, она теперь разрушена. И вот что удивительно: какие сведения о скюльвендах ни возьми, самые что ни на есть древние, такое впечатление, что написаны они только вчера! Тысячи лет, Мартем, тысячи лет скюльвенды оставались неизменными! Отбери у них стремена и железные мечи — и их не отличишь от тех дикарей, что две тысячи лет тому назад разорили Мехтсонк, или тех, что разграбили Кеней тысячу лет спустя! Скюльвенды — именно то, о чем говорил философ Айенсис: народ без истории.

— Но ведь все некультурные народы именно таковы, разве нет? — спросил его собеседник.

— Нет, Мартем. Даже некультурные народы меняются с течением веков. Они перебираются на новые земли. Забывают древних богов и находят себе новых. У них меняется даже язык. Но не у скюльвендов! Они одержимы своими обычаями. Мы, чтобы одолеть ход времени, возводим огромные каменные здания, они же творят памятники из своих деяний, и их храмы — это их войны.

От этого описания у Найюра заныло в груди. Кто эти люди? Один из них — наверняка из знатного дома…

— Да, это довольно любопытно, — откликнулся Мартем. — Однако это не объясняет, откуда вы узнали, как их одолеть.

— Не будь занудой, Мартем! Я в своих офицерах занудства не терплю. Сперва задаешь неуместные вопросы, потом отказываешься признавать мои ответы за ответы…

— Прошу прощения, господин главнокомандующий. Я не хотел оскорбить вас. Вы ведь сами то хвалите, то осуждаете меня за мое прямолинейное…

— Ах, Мартем… Зачем снова этот фарс? Зачем притворяться скромным провинциальным легатом, который желает одного — выслужиться? Я знаю тебя лучше, чем тебе кажется. Я видел, как ты оживляешься, когда речь заходит о делах государственных. Точно так же, как сейчас я вижу в твоих глазах жажду славы.

На грудь Найюра словно уронили тяжелый камень. Это он. Он! Икурей Конфас!

— Не стану отрицать, это правда. Но я клянусь, что не собирался вас допрашивать. Я просто… просто…

Тут оба остановились. Теперь Найюр видел их: два конных силуэта, расплывчатых оттого, что он смотрел сквозь ресницы. Он старался дышать так, чтобы грудь не шевелилась.

— Что — просто, Мартем?

— На протяжении всей кампании я держал язык за зубами. То, что мы делали, представлялось мне безумным, настолько безумным, что я…

— Что ты?

— Что на какое-то время моя вера в вас оказалась поколеблена.

— И, однако, ты ничего не говорил, ни о чем не спрашивал… Почему?

Найюр пытался отлипнуть от земли, но не мог. Бестелесные голоса гремели в его ушах насмешливым громом. Убить его! Он должен!

— Боялся, господин главнокомандующий. Человек, который, подобно мне, поднялся из самых низов, знает, как опасно сомневаться в начальстве… особенно когда начальник поступает безрассудно.

Хохот.

— Так значит, теперь, в окружении всего этого, — силуэт Конфаса указал на поле, усеянное трупами, — ты счел, что я все-таки не утратил рассудок, и думаешь, что теперь задавать эти твои наболевшие вопросы более или менее безопасно?

Найюр внезапно мучительно осознал все происходящее: как будто увидел со стороны себя, съежившегося человека, прижавшегося к трупу коня, окруженного бесконечными рядами мертвецов. Даже эти образы пробудили в нем угрызения совести. Это что за мысли такие? Отчего он все время так много думает? Отчего он все время думает?

«Убить его!»

— Вот именно, — ответил Мартем.

«Броситься на них. Схватить коней под уздцы. Перерезать им глотки!»

— Следует ли мне снизойти к тебе? — продолжал Конфас. — Следует ли мне помочь тебе сделать еще шаг к вершине, а, Мартем?

— Господин главнокомандующий, вы можете рассчитывать на мою преданность и скромность без каких-либо оговорок.

— Я, собственно, так и думал, но все же благодарю за подтверждение… Что бы ты сказал, если бы я сообщил тебе, что битва, которую мы только что выиграли, эта великая победа, которую мы одержали, — не более чем первая стычка Священной войны?

— Священной войны?! Той, которую начинает шрайя?

— В том-то весь и вопрос, кто ее будет вести: шрайя или не шрайя.

«Ну же! Отомсти за себя! За свой народ!»

— Но как насчет…

— Мартем, я боюсь, что с моей стороны будет безответственным рассказывать тебе больше. Быть может, в ближайшее время — но не теперь. Мой здешний триумф, как он ни великолепен, как ни божествен, — прах и мешковина в сравнении с тем, что последует за ним. Скоро все Три Моря будут прославлять мое имя, а потом… Ну, ты больше солдат, нежели офицер. Ты понимаешь, что командирам зачастую требуется скорее неведение подчиненных, нежели их осведомленность.