Р. Бэккер - Тьма прежних времен

Ахкеймион понял, что вскоре основная часть Священного воинства выйдет из Момемна, пересечет плодородную провинцию Ансерка и окажется во враждебных землях. До сих пор перспектива кампании казалась абстракцией, ходом в игре, который пока что не может быть просчитан. «Но это — не игра! Священное воинство отправится в поход, и, как бы ни обернулось дело, тысячи и тысячи людей непременно погибнут».

Так много людей! Так много противоположных целей. И только один исход. Каким будет этот исход? И кто его определит?

Никто?

Эта мысль ужаснула Ахкеймиона. Священная война внезапно показалась безумной игрой, броском игральных костей в попытке угадать абсолютно темное будущее. Жизни бесчисленных людей — включая самого Ахкеймиона — против далекого Шайме. Разве может какой бы то ни было выигрыш стоить такого заклада?

— Сто тысяч убитых, — продолжал Ксинем, по всей видимости, не замечая, насколько опасное положение создалось на доске. — И среди них несколько людей, которых я знал. И вдобавок император шустро воспользовался нашим смятением. Он уже твердит, чтобы мы не повторили ошибки воинства простецов.

— Это какой же? — спросил Ахкеймион, все еще занятый доской.

— Они, видишь ли, имели глупость отправиться в поход без Икурея Конфаса.

Ахкеймион поднял глаза.

— Но ведь я думал, что именно благодаря провизии, выданной императором, они и смогли отправиться в поход.

— Ну конечно. Но ведь он обещал снабдить провизией любого, кто подпишет его проклятый договор!

— Так значит, Кальмемунис и прочие его все-таки подписали…

В Сумне не были в этом уверены.

— А почему бы и нет? Таким людям, как он, наплевать на свое слово. Почему бы не пообещать вернуть все завоеванные земли империи, если твое обещание ничего не значит?

— Но ведь Кальмемунис и прочие не могли не понимать, в чем состоит план императора! Икурей Ксерий прекрасно знает, что Великие Имена на самом деле ничего ему не отдадут. Договор — попросту предлог, то, что должно помешать шрайе объявить императору отлучение, когда он прикажет Конфасу захватить все, что завоюет Священное воинство.

— Ну да, Акка, но ты забываешь, отчего Кальмемунис вообще отправился в этот скоропалительный поход. Не ради отпущения грехов и не во славу Последнего Пророка — и, если уж на то пошло, даже не затем, чтобы создать собственное королевство. Нет. У Кальмемуниса была воровская душонка. Он отправился в поход затем, чтобы слава победы не досталась Пройасу.

Ахкеймион, пораженный внезапно пришедшей мыслью, уставился на своего друга.

— Но ты, Ксин… Ты ведь действительно отправился в этот поход ради Последнего Пророка! Что ты думаешь по поводу всех этих ссор и тайных замыслов?

На миг показалось, что Ксинем застигнут этим вопросом врасплох.

— Да, конечно, ты прав, — медленно произнес он. — Меня это должно возмущать. Но, сдается мне, я заранее предвидел, что так оно и будет. Откровенно говоря, меня больше волнует, что по этому поводу подумает Пройас.

— А почему?

— Вести о катастрофе, несомненно, ужаснут его. Но все это сведение счетов, все эти интриги…

Ксинем поколебался, словно еще раз прикидывал, стоит ли говорить нечто, о чем он сто раз думал про себя, но еще ни разу не высказывал вслух.

— Я прибыл сюда в числе первых, Акка. Пройас прислал меня, чтобы я согласовывал действия всех конрийцев, которые придут сюда следом за мной. Я состоял в Священном воинстве с тех самых пор, как под стенами Момемна возвели первые шатры. Я знаю, что основная масса тех, кто здесь собрался, — люди благочестивые. Хорошие люди, независимо от того, к какой нации они принадлежат. И все они слышали о Нерсее Пройасе и о том, как его уважает Майтанет. Все они, даже другие Великие Имена, такие, как Готьелк или Саубон, готовы идти за ним. Так что исход этой игры с императором во многом зависит от того, как поведет себя Пройас…

— А Пройас часто поступает непрактично, — закончил Ахкеймион. — Ты боишься, что в этой игре с императором на первый план выступит Пройас-судия, а не Пройас-тактик.

— Вот именно. В настоящий момент император держит Священное воинство в заложниках. Он отказывается выдавать нам больше провианта, чем необходимо для содержания войска, пока мы не подпишем этот его договор. Разумеется, Майтанет может повелеть снабдить Священное воинство провиантом под страхом отлучения, но сейчас кажется, что даже он колеблется. Уничтожение Священного воинства простецов убедило его, что мы обречены, если с нами не будет Икурея Конфаса. Кианцы показали зубы, и, похоже, одной веры недостаточно для того, чтобы их победить. И кто сумеет лучше провести нас через эти коварные мели, чем великий главнокомандующий, который только что одолел самих скюльвендов? Но даже такой могущественный шрайя, как Майтанет, не может заставить императора отправить против язычников своего единственного наследника. И, разумеется, император не пошлет Конфаса, если Великие Имена не подпишут договор.

Ахкеймион криво усмехнулся.

— Если я когда-нибудь вздумаю встретиться с этим императором на узенькой дорожке, напомни мне, что делать этого не стоит.

— Это демон! — зло бросил Ксинем. — Хитроумный демон. И если Пройас не сумеет его обойти, все мы отправимся проливать кровь не за Айнри Сейена, а за Икурея Ксерия III.

Имя Последнего Пророка почему-то напомнило Ахкеймиону, как он продрог. Он тупо взглянул на серебряные и ониксовые фигуры на доске. Потом наклонился, взял маленький, окатанный морем камешек, который стоял на доске вместо недостающей фигуры, и выкинул его в ослепительно-белую пыль за пределами навеса. Игра внезапно показалась ему ребяческой.

— Так ты что, сдаешься? — спросил Ксинем.

Конриец был разочарован: он еще надеялся выиграть.

— Мне не на что надеяться, — ответил Ахкеймион, думая не о бенджуке, а о Пройасе. Когда принц явится сюда, то будет чувствовать себя как в осаде, а Ахкеймиону придется еще сильнее загнать его в угол, рассказав ему, что даже его драгоценный шрайя ведет какую-то темную игру.

В шатре, несмотря на зимний мрак, было тепло. Эсменет села, обняв колени. И кто бы мог подумать, что от верховой езды так болят ноги?

— Ты думаешь о ком-то другом, — сказал Сарцелл.

«У него голос совсем другой, — подумала она. — Такой уверенный…»

— Да.

— Видимо, об адепте Завета?

Шок. Но потом Эсменет вспомнила, как говорила ему…

— И что с того? — спросила она.

Он улыбнулся, и Эсменет, как всегда, почувствовала одновременно восторг и тревогу. Может, это из-за его зубов? Или из-за губ?

— Да так, — ответил он. — Адепты Завета — дураки. Все Три Моря это знают… Знаешь, что нильнамешцы говорят о женщинах, которые любят дураков?