Джей Рейнхарт - Янтарный Пепел (СИ)

Я пожала плечами, прогоняя оцепенение, и принялась нервно теребить прядь волос. Где-то, в глубине моей души, подало голос облегчение, ведь чувство обреченности более не окутывало пеленой Лизель, но тихий шепот в голове напоминал о другой стороне медали. Она утратила свою беззащитность, и вряд ли простит кому-либо видевшему момент ее слабости мысль о том, что внутри женщина стала мягче.

— Мы заменили одно значение другим с течением времени. Обладателей души в далекие времена окрестили Китува. Когда-то это переводилось как «тот, в груди которого искрится жизнь». Ривэрто же имело другое значение.

Я молча слушала, наблюдая, как бабушка задумчиво смотрела на спящие души. Казалось, она вглядывалась в поиске чьего-то лица, которое то и дело ускользало от ее взгляда.

— «Падающая звезда». Вот как переводится Ривэрто. Ты никогда не замечала, что души так схожи с крошечными звездами, мерцающими в темноте и освещающими ночь? Так же, как и люди. Кометы, летящие в небесах, умирая, перерождаются в людях, даря им жизнь. Они кровью пульсируют в венах, сплетаются с нервами, взрываются фейерверками эмоций в голове. Люди несут в себе свет мертвых небесных тел, разгоняя тьму, живущую в нас, мортах. Они — часть расширяющейся Вселенной, мы — ее палачи. Мы сотни раз слышали о том, что должны держаться подальше от людей, но… — Лизель умолкла.

Я могла дотянуться до ее тела, протянув руку, но сознанием бабушка была далека от Хранилища. Воспоминания перенесли ее в прошлое, позволили прогуляться прожитыми столетиями ранее днями, и я боялась вмешаться в путешествие, происходящее в голове женщины, не надеясь на продолжение. Свет рухнувших на Землю многие годы назад комет бликами отражался в бабушкиных глазах, и впервые я увидела в них слезы.

— … тьма не существует без света, как и наша жизнь теряет смысл без людей, — едва слышно прошептала Лизель.

В ней было что-то, чего я до конца не понимала. Женщина с безграничной властью и признанием, но с необъятной дырой в груди, которую некому было заполнить. Мортем отобрал нечто важное, некогда ей принадлежавшее, превратив в жестокую и холодную Древнюю. Когда-то в ней убили любовь, и распяли благодетель среди измученной болью души, выставив на посмешище. Очередная головоломка без решения, ведь кто-то нещадно вырвал незаменимые частички паззла из замысловатой конструкции.

— Мне жаль то, что у тебя отобрали, — я посмотрела на бабушку.

Искры в ее взгляде вспыхнули в последний раз и потухли. Женщина гордо вздернула подбородок и смахнула с лица непослушный локон.

— Нечего жалеть о том, что давно перестало иметь значение.

***

Обхватив ноги руками и прижав колени к груди, Эвон сидела около высохшего дуба, трещащего от каждого порыва ветра. Тонкие ветки, будто пальцы чудищ из детских кошмаров, тянулись в небо, прося утешения. За нашими спинами начинался лес, обросший мхом и паутиной. Туман опустился на остров, укутывая влажным одеялом мороси и восточного ветра. Вдалеке мелькали светящиеся очертания душ, пытаясь прорваться сквозь смог.

— Разве они мало потеряли? — прошептала Эвон.

Ее короткие волосы растрепались и торчали во все стороны, а сияние поглотила мгла. Девушка, как никогда, была так похожа на живую. В ней было столько невыплаканных слез, невысказанной боли, которую просто некуда было девать. Напускная бравада и сияющая улыбка оказались маской, прячущей шестнадцатилетнюю запуганную француженку. Смерть не принесла покой, а лишила всего.

— Я даже не знаю, завидую я им или жалею. У меня есть жизнь, есть ты, но я так многого лишилась. А у них есть вечный сон, идеальное место, где каждый счастлив по-своему. Как думаешь, что им снится?

Я всем сердцем желала, чтобы это прекратилось. Новости, приносящие только боль, разрушающие нас обеих изнутри. Столько всего было пережито, выстрадано, отвоевано, но трудности не хотели кончаться. С каждым разом становилось все сложнее отличать правду от лжи, хороших от плохих, друзей от врагов. Каждая маска хранила секрет, оголяющий истинные чувства, и приоткрытая завеса больно жалила увидевшего нечто, не предназначенное для его глаз.

Молчание заполняли звуки ночи. Отголоски чужих разговоров, шепот леса, завывание ветра и дробь дождя. Я лежала, укутавшись в плащ, и смотрела ввысь, представляя звезды. Руки сами потянулись к телефону. Свет экрана резанул по глазам, привыкшим к сумеркам, и я поморщилась, пролистывая список номеров в поисках необходимого.

Длинные, безликие гудки, доносящиеся из трубки, напомнили о времени одиночества и непонимания на острове в первые годы. Когда одногодки бежали прочь, как от прокаженной, и взрослые шептались за спиной, осуждая, а я, маленькая и жизнерадостная, никак не могла взять в толк, отчего все вокруг так боятся меня.

— С добрым утром, о прекраснейшая дева.

В уголках глаз собрались слезы, и по телу прошла дрожь. Как мне не хватало этого задорного веселого голоса и теплоты в словах собеседника.

— И вам не хворать.

— Ты там что, ревешь что ль, Айви?

И как Айзеку удавалось всегда угадывать мое настроение, даже находясь за тысячи километров от меня? Я растерла рукавом слезы по щекам и улыбнулась собственным мыслям. Прикрыв глаза, я слушала сонное дыхание друга, и это успокаивало. Дикое сердцебиение постепенно выровнялось, и паника отступила. Торнадо вопросов, ворвавшихся в мою голову, в мгновение ока рассеялось, и на землю оседала пожелтевшая листва наступившей в душе осени, притрушенной градом и согретая солнечными лучами, прорвавшимися сквозь тьму.

— Мне так сильно вас не хватает… — пробормотала я, не надеясь, что собеседник услышит.

Деньги со счета стремительно утекали, отсчитывая драгоценные секунды разговора с другом, и я застыла в ожидании, когда звонок оборвется, вернув меня в реальность.

— Возвращайся скорее, — последовал едва различимый ответ.

Два выдоха, и телефон сообщил, что разговор прерван из-за недостачи средств. Рука обессиленно упала на землю, зарываясь пальцами во влажную землю. Слова, которые я желала услышать, прорвали плотину, которую я так тщательно выстраивала изо дня в день, находясь на острове, стараясь отгородиться от жизни в Гринвилле. Каждое по крупице собранное воспоминание усилием воли заталкивалось куда-то за стену, на которую я пыталась даже не смотреть, не то, чтобы говорить о ней.

В один из последних июльских вечеров я поняла, что не одинока, и никогда таковой не буду. Пускай не на острове, не в мире себе подобных, но в ином, красочном и солнечном городе. Там мне всегда найдется место, сколько бы я ни натворила зла. В то мгновение я по-настоящему обрела место, куда мне действительно хотелось возвращаться вновь и вновь.