Джей Рейнхарт - Янтарный Пепел (СИ)

Я убегала, сама не зная от чего. То ли от тех измученных заплаканных лиц, что смотрели на меня со всех сторон, в которых я видела осуждение и тоску. То ли от самой своей сущности, пытаясь ненадолго оттянуть неизбежное. Нырнув за очередной поворот в коридорах школы, я пыталась отгородить себя от той реальности, что постепенно настигала меня.

Взгляд зацепился за фигуру, что металась неподалеку. Парень полыхал золотом светом и пытался докричаться до кого-нибудь. На мгновение он заметил, что я смотрела на него, и тут же поспешил догнать.

— Эй, Айви! — кричал он, но я не подавала виду, что слышала. — Айви, постой, пожалуйста. Ты ведь видишь меня, правда? Ты смотрела на меня. Что произошло? Почему меня никто не видит?

Я завернула за угол и, удостоверившись, что никого не было поблизости, остановилась, ожидая Такера. Парень тут же вырос передо мной. В его глазах плескаласьмольба, и где-то в районе груди защемило.

— Ты мертв, — подоспела на помощь Эвон.

— Как?!

— Мне жаль, — только и пробормотала я, опуская взгляд.

Вот почему я ненавидела свой дар. Смотреть в глаза мертвым и говорить им, что те мертвы, чувствовать их страх, их боль, видеть, как те мечутся из стороны в сторону, не желая осознавать произошедшего — это было хуже любых кошмаров.

— Но ты ведь видишь меня, не так ли? — в голосе Такера звучала надежда. — Почему ты видишь?

Я промолчала. Как объяснить человеку о том, что скрывалось на подмостках его реальности?

— Айви!

По спине прошелся холодок. Я обернулась и встретилась взглядом с мамой. От нее исходила волна недовольства, и я не могла понять, на кого именно та была направлена.

— Мам, что ты здесь делаешь?

Женщина преодолела расстояние между нами и, схватив меня за локоть, потащила за собой, не говоря ни слова. Ее ногти больно впивались в кожу, но я лишь молча морщилась и кусала губу, чтобы не зашипеть.

Я знала, мама не любила меня. С самого рождения я видела это в ее взгляде, слышала в каждом слове, брошенном в порыве злости или раздражения. Морты не знали жалости и сожалений. Они без промедлений отдавали на Суд любого, кто хоть как-то нарушал закон. И маму постигла та же участь, когда на свет вместо обычного ребенка она принесла малышку, смотрящую на мир серыми глазами. Из-за такой моей особенности она едва не лишилась жизни.

Одна из древнейших легенд мортов гласила, что мы никогда не должны были иметь связи с людьми. Ребенок, родившийся от подобного союза, за верованием моего народа, мог уничтожить всю планету, а посему общение мортов и людей контролировалось и ограничивалось. Когда же у моей матери, законопослушной гражданки Мортема, родилась сероглазая дочь, ее спасло лишь родство с одной из Сената, высшей формы власти. Моя бабушка присудила медицинскую экспертизу, в которой выяснилось, что в моем теле всего лишь отсутствовал ген Линдеума, дарящий мортам привычную внешность. А после один из Древнейших в Сенате подтвердил, что такое уже случалось несколько столетий назад. Тогда родился мальчик с огненными волосами, что напугало мортов, но его мать провела около пяти лет в тюрьме на острове Мортем, и единственным, кто ее посещал, был муж, поэтому ребенок без сомнений был мортом. Только вот за тот ужас, что пришлось пройти моей маме, она так и не сумела простить меня.

— Мам, что случилось? Куда ты меня ведешь? — заскулила я.

— Звонила твоя бабушка.

Эти слова не предвещали ничего хорошего. Я видела бабушку всего несколько раз в жизни, и она была из тех людей, что внушали ужас одним своим присутствием. Нетрудно было представить, каким образом она заслужила признание и уважение среди мортов. На мгновение я уловила во взгляде матери беспокойство, когда она посмотрела на меня.

Женщина буквально вытолкала меня на парковку. Наш мерседес я заметила еще издалека. Словно облитая серебром, плавящимся на солнце, машина бросала блики на дорогу. Отец стоял рядом, разгоряченно споря с кем-то по телефону.

— Я попросил тебя заменить нас на несколько дней. Хизер, почему ты никогда не можешь просто подчиниться?

Собеседница прокричала в трубку ругательства. Я ни разу не видела, чтобы родители разговаривали с сестрой в подобном тоне. Она была неприкосновенна, ведь, в отличие от меня, не приносила семье каких-либо проблем.

— Хизер, пожалуйста. Мы с матерью вернемся через два дня. Лизель настояла, чтобы мы приехали вместе с Айви. Это важно, разве ты не понимаешь? Неужели забыла, что произошло с Джеймсом?

Незнакомое имя неприятно царапнуло слух и задержалось в мыслях дольше необходимого. Единожды оно прозвучало в нашем доме, и мой вопрос о его обладателе остался без ответа. Что бы ни скрывала моя семья, Джеймс был ключевой фигурой всего.

Казалось, упоминание этого человека немного поумерило пыл сестры. Отец кивнул, соглашаясь с чем-то, сказанным Хизер, а после, поблагодарив ее за понимание, окончил разговор. Мужчина перевел взгляд на меня и заключил в свои объятья, пытаясь успокоить. Мама, отпустив мою руку, умостилась на переднем сидении автомобиля.

— Садись, дорогая, — мужчина слегка коснулся губами моего лба. — Мы все расскажем тебе по дороге.

Я послушно забралась на заднее сидение, положив сумку на колени. Что-то в поведении родителей настораживало. Я понятия не имела, что наговорила им бабушка, но это было нечто серьезное, иначе меня бы не выдергивали из привычной жизни за неделю до начала занятий в Академии Джулианы Томпсон.

— Мне кажется, ничем хорошим это не закончится, — Эвон расположилась рядом, поджав под себя ноги.

Девушке ничего не угрожало, но она выглядела встревоженной. Я коснулась ее руки. Душа посмотрела на меня с беспокойством. Она боялась за мою жизнь и безопасность. Сколько бы Эвон не издевалась, я видела доброту внутри нее, что в который раз окутала меня, будто теплым пледом, на время успокаивая.

Бабушка стала той, благодаря кому меня и маму не убили. Она спасла нас, усомнившись в предательстве дочери, и тем самым подарила собственное покровительство, защищающее от Сената. Но я знала, как никто, что именно ее стоило бояться больше любого другого морта. Ведь бабушка, приехав на празднование моего шестого дня рождения, с улыбкой на губах сообщила мне, что позаботится о том, чтобы уничтожить меня и все, что мне дорого, если я решу когда-либо ослушаться ее.

***

Мягкая ткань коснулась моих плеч, и я укуталась в нее, вдыхая привычный аромат сырости, за которым успела соскучиться за год. Теплый черный плащ принял меня в свои объятья, согревая. Отец бережно накинул капюшон мне на голову, пряча под ним собранные в хвост волосы. Он ласково коснулся щеки тыльной стороной ладони и грустно посмотрел на меня. Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности, хоть это и было иллюзией.