Филипп Пономаренко - Велиалит (СИ)

— Конечно, — в глазах колдуна загорелся недобрый огонек. — Как я сам не понял!

— Ну и что ты думаешь по этому поводу?, — поинтересовался Фил. — Что-нибудь узнал?

— Понятия не имею, — Рома повертел в руках маленький кинжал. — В ювелирном магазине оценщица сказала, что лезвие — чистое серебро, безо всяких примесей. В рукояти — довольно крупный изумруд. Очень тонкая работа, ручная, очень старая. Практически антикварный артефакт.

— Ага, с крылышками. — Саша провел рукой по белоснежному оперению, венчавшему рукоять его клинка. — А они из чего сделаны?

— О них ничего не говорили. — Рома пожал плечами. — По-моему, самые обычные перья, просто залакированные.

— Все равно. Это очень дорогой и щедрый подарок, — Филипп поднял свой кинжал перед глазами, глядя, как солнце мелькает в плавных изгибах лезвия. — Тот старик говорил о них, как о чём-то сокровенном.

— Он был кореец. И, скорее всего, просто поехал крышей, когда убили его сотрудников, — заметил Саша. — Ни один нормальный человек вот так просто не раздаривает серебро и изумруды направо и налево. Интересно, сколько же эти штуки стоят.

— Сто тысяч, — произнес Рома. Повисла полная тишина.

— Гривен… все?, — непонятно спросил Фил.

— Долларов, штука. Причем это минимальная цена, предназначенная для выставления на аукцион. Меня едва выпустили из ювелирки, начали расспрашивать: где взял, за сколько… Хотели обвинить в краже, но я заявил, что это моя семейная ценность, передаваемая из поколения в поколение, и я вызову родителей, если они меня не оставят в покое со своими расспросами, — сказал Рома. — Охранники просто зубами скрипели, когда я выходил наружу.

— Ну и кто до сих пор верит, что в нашем мире есть люди, просто так раздающие первым встречным триста тысяч долларов, — поинтересовался после короткой паузы Фил. — И этот меч не простой. Знаешь, еще пару дней назад я не обращал внимания на некоторые вещи, происходящие в нашем городе. А теперь я обратил на это внимание. Даже тот глупый случай с гадалкой, он никого не взволновал. А теперь я явственно понимаю, что стал участником мистических событий. И это осознание пришло лишь после того, как я взял в руки этот кинжал.

— А еще они светятся, — вдруг тихо сказал Саша. — Мне ночью начал сниться кошмар. Я почти сразу проснулся, потому что в комнате было совершенно светло. Я открыл глаза — и вижу, мой кинжал сияет, как лампа.

— Кстати, вас не удивляет эта фраза «мой», — вдруг быстро спросил Рома. — Их же три. Вы их просто взяли… Почему никто не схватил все три, или два в руки.

— Ты прав, мы один раз вцепились каждый в один кинжал… Вообще, не знаю… Я так чувствую, — проговорил Фил, сжимая рукоять в руке. — Он мой… никакой другой, из тех, что у вас, мне не подойдет.

— Я чувствую тоже самое, — Рома вздохнул. — А ещё я вспомнил того человека, от которого он велел нам бежать. Помните, как горели его глаза. Они по-настоящему горели так, как будто ещё чуть — и из них искры посыпятся на пол…

— Пора домой, — сообщил Саша, глядя на часы, — завтра на занятия в институт.

— Семь футов под килем, — сообщил Фил. — Передавай дедушке благодарности. За то, что мы побывали на концерте, нам заплатили не чем-нибудь, а условными единицами.

Саша проглотил шутку — и направился к воротам. Филипп и Рома тоже вскоре разошлись по домам. На улице вскоре стало совсем темно. Сентябрь месяц полностью вошел в свои права. И хотя бабье лето все еще накрывало улицы своим нежным теплом, темнеть уже начинало намного раньше, чем это было летом.

Ночь навалилась на город. Сизые тучи предусмотрительно затянули небо, чтобы на время спрятать звезды и уродливую кровавую луну. Их свет сейчас был ни к чему, он не мог способствовать тому, что должно было произойти. Ведь эта ночь была непростой. Пришло новое время, названое «Безлунными ночами», именно так древние называли преддверие сражения. В эту вещую ночь с небес спустился сон, предопределявший будущее…

Сон… Он мог быть кошмаром, мог быть волшебной сказкой, мог быть просто больным бредом. Чем угодно, но не простым ежедневным, а точнее еженощным сновидением. Слишком уж красочным он был. И слишком подробным.

На многие километры вокруг тянулись руины. Среди общего хаоса и разрушения горделиво высился ряд мраморных статуй, стоявших на колоннах — подставках.

Разной высоты и объема. Статуи изображали людей. На самой высокой колонне стоял парень, державший в правой руке меч, а левой прижимающий к своей груди ребенка трех — четырех лет. За спиной парня висели крылья, их было ровно девять — по четыре с каждой стороны, и одно, стоящее ребром меж остальных.

Справа от парня стояла статуя, изображавшая стройную девушку небольшого роста, с длинными прямыми волосами, высоким покатым лбом и большими красивыми глазами. Глаза — единственная часть статуй, как-то подчёркивавшая черты лица. Еще легкая выпуклость, обозначавшая нос, да и все. Неизвестный художник, сотворивший статую, вложил ей в руки зеркало, а за спиной повесил колчан со стрелами. Слева стояла другая девушка. Держа в одной руке щит, а в другой книгу, она грозно смотрела вперед из-под вьющихся волос, сбившихся на лоб. Поодаль от этих трех стоял целый ряд изображений. Десять монументов, изображавшие людей разных полов, одетых по-разному, но глубоко символично. У каждого за спиной имелась пара крыльев, что указывало на их принадлежность к высшим небесным силам. Они держали в своих руках различные символы власти — трезубец, булаву, жезл-кадуцей…

Неподалеку от центральной статуи стояла прекрасная мраморная группа три существа женского пола, одетые самым невероятным образом. В руках они держали бубен, шелковую ленту и посох.

Ещё в общей композиции выделялось несколько других статуй. Одна из них изображала статного молодого человека с повязкой на глазах. Рядом с ним стояла девушка в длинном платье, державшая в руках два ключа на длинных цепочках. Так же там стояла статуя, изображавшая парня с алебардой в руках. Его лицо наполовину скрывал шарф.

…Филипп стоял, чувствуя, как ледяной ветер пробирает его насквозь, до самых костей. Холод был невыносимым, как и ужасающее торжественно-тривиальное каменное одиночество. Статуи, как горная гряда, нависали над парнем, словно заглядывая к нему в душу своими каменными глазами.

Парень чувствовал, что рядом с ним стоят еще люди, много людей. Они тоже, не отрываясь, глядели на статуи. И вдруг произошло кое-что, что заставило парня вновь сконцентрировать свой взгляд на мраморных изваяниях.

Вперед, словно на шарнирах, выкатились две статуи, изображавшие двух парней с мечами в руках. А потом, словно молния, из-под, земли вырвались плети плюща, оплетая фигуры. Раздался треск, посыпались осколки. От статуй остались лишь две кучки мраморной пыли. Зато вместо этих двух стали видны две женские фигуры. Одна — с цветком в руке, одетая вызывающе. Другая — в белоснежном платье, с двумя крыльями за спиной и кроткими нежными глазами.