Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

Я посмотрела на него и ничего не сказала.

– Нет. – Он упрямо стиснул зубы, и даже в темноте я увидела, как побелели крылья его носа. – О нет, даже не думай.

– Они пришли сюда на мой зов.

– Они пришли сюда на зов нашей королевы! Ты просто передала им ее слова!

– Исандра де ла Курсель не играла на соперничестве Близнецов, чтобы подстрекнуть далриад отправиться на войну, – возразила я. – И не оставила своего лучшего друга прикованным к одинокому острову, чтобы попасть на проклятую битву. Я не могу вот так все бросить, Жослен.

– А что, во имя семи преисподних Русса, ты можешь сделать? – крикнул он. – Это же война!

Я пожала плечами:

– Например, я могу попробовать быть лицом, живым символом того, за что они сражаются и умирают. Ты ведь сам что-то такое говорил, помнишь?

На это у Жослена прямого ответа не нашлось.

– А если островитяне решат вернуться на Альбу? – зашел он с другого бока.

– Тогда я поеду в Каэрдианский Союз и предложу свои услуги принцу Бенедикту, – парировала я, заслужив удивленный взгляд. – А какие еще варианты? Друстан наверняка останется несмотря ни на что. Может, если каэрдианцы узнают о самопожертвовании круарха Альбы, кто-то из них тоже отважится к нам присоединиться.

– Каэрдианцы не станут сражаться за Землю Ангелов, – вздохнул Жослен. – Города-государства разобщеннее скальдов и соперничают между собой пуще Близнецов. Даже уловки Наамах их не объединят, Федра.

– Знаю, – кивнула я. – Но лучше пытаться что-то сделать, чем сложа руки ждать неминуемого поражения. – Вставая, я поцеловала его в щеку. – Мне жаль, что так сложилось с твоей семьей. Я буду за них молиться.

– Молись за всех нас, – прошептал он.

И той ночью я молилась. Уже давно я не обращалась с искренней мольбой к Благословенному Элуа, если не считать истошных вскриков из бездны ужаса. Я молилась Элуа и всем его Спутникам – а не только тем, что меня отметили, – прося у них мудрости, наставления и хотя бы маленького лучика надежды, способного развеять тьму отчаяния. Я молилась о безопасности отца и брата Жослена, Исандры де ла Курсель и всех осажденных в Трой-ле-Моне, молилась за Друстана, Близнецов и за их народ, за Русса и Парней Федры, за Гислена, Тревальона и всех жителей Аззали и за томящегося в одиночестве посреди моря Гиацинта. Я молилась за Двор Ночи и все его Дома, за поэтов и игроков Сеней Ночи, за Телезис де Морне и Сесиль Лаво-Перрин, за доброго сенешаля Перринвольда и его семейство. Той ночью я помолилась за всех, кого знала, и за тех, с кем никогда не встречалась, за весь наш народ – душу и сердце Земли Ангелов. Не могу сказать, что это сильно помогло лично мне, но даже если на сердце не стало легче, по крайней мере, молитва позволила мне уснуть.

А наутро Друстан огласил решение островитян.

– Мы останемся и будем сражаться.

Он произнес это на каэрдианском языке, знакомым всем присутствующим. Гислен де Сомервилль внимательно посмотрел на круарха, не уверенный, что правильно понял.

– Все?

Друстан кивнул.

– Но вы дадите нам клятву, – продолжил он уже на круитском: длинные речи по-каэрдиански все еще представляли для него трудность. – Если мы погибнем, кто-то из вас обязательно донесет эту скорбную весть до Альбы. Наши семьи и друзья должны узнать, как мы умерли. Пусть поэты воспоют наши подвиги.

Я перевела его слова собравшимся, а затем ответила Друстану на его языке:

– Обещаю. – Круарх немигающе смотрел на меня темными глазами. – Клянусь, что любой ценой выполню вашу просьбу, милорд круарх. – Уже на ангелийском я обратилась с Гислену: – Клянусь именем королевы.

Мой кассилианец тихо вздохнул.

– Жослен, ну подумай. Если мы проиграем… если Проливы останутся закрытыми, то кто сможет их переплыть кроме меня? – попыталась я воззвать к его разуму.

– Она дело говорит, парень, – вставил Квинтилий Русс.

– Ночью она собиралась отправиться в Каэрдианский Союз, – проворчал Жослен. – Завтра попросит вас отплыть в Хеббель-им-Аккад. Если мое мнение вам интересно, лорд адмирал, нам бы запереть ее в темницу да выбросить ключ.

– Значит, решено. Я уже послал к Марку де Тревальону гонца с просьбой о встрече, – перебил нас Гислен. Развернув одну из карт, он ткнул пальцем в какую-то точку на берегу Рейна. – Встретимся вот здесь. Если Тревальон согласится, мы объединим войска под его командованием. Вчерашняя победа сберегла нам несколько сотен солдат. Лорд адмирал, простите, что без спроса, но я поручаю вам остаться с флотом и защищать западный берег Рейна. – Он вопросительно посмотрел на Русса.

Признаться, это решение стало потрясением для нашей компании: уж слишком долго Русс был сердцем нашей миссии. Но Гислен рассудил правильно – адмирал должен командовать флотом. Он мало что смыслил в сухопутных боях.

Русс медленно кивнул:

– Как скажете, милорд.

– Хорошо. – Гислен свернул карту. – Сворачивайте лагерь. Мы отправляемся.

Утром мы с Жосленом, Друстан и Близнецы попрощались с Квинтилием Руссом. Я прикипела душой к грубоватому адмиралу и теперь, когда пришла пора расстаться, в полной мере осознала, насколько мы все полагались на его стойкость и мужество.

– Да хранит тебя Элуа, девочка, – прохрипел он, заключая меня в медвежьи объятия. – У тебя в силу твоей извращенной природы смелости на десятерых, да вдобавок ты унаследовала от Делоне его чертов долг чести. Если снова потребуется пересечь Проливы, ты знаешь, к кому обратиться.

– Спасибо, – прошептала я. – Если потребуется, возьмете другого человека?

– Любого, кого скажешь, – пообещал он.

Я знала, что Русс сдержит слово; он отпустил с нами Парней Федры, как я ни возражала. На Рейне тридцать с лишним моряков погоды не делали, к тому же они считали своей почетной обязанностью меня сопровождать. Поймав укоризненный взгляд Жослена, я перестала спорить и с благодарностью пошла им навстречу. Матросы тоже имели право выбирать.

Весь день мы шли маршем и добрались до места встречи еще засветло.

Если Марк де Тревальон и удивился, увидев три тысячи круитов, он умудрился ничем себя не выдать, церемонно поклонившись Друстану. Я помнила бывшего властителя Аззали только по суду, где он держался столь же благородно. Гислена де Сомервилля Марк поприветствовал как сына; да, Гислен теперь был обручен с его дочерью Бернадеттой, вернувшейся из изгнания вместе с отцом.

Поначалу я недоумевала, кому же достался титул герцога де Тревальона, а позже узнала, что титул предназначался первенцу Гислена и Бернадетты. Оба мужчины обладали государственным умом и, очевидно, не считали уместным враждовать между собой из-за земельных владений, когда под угрозой находилась вся страна.