Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

После этого эпизода я сочла своего ученика почти готовым к возвращению в мир людей – уже в качестве ангелийца, а не дикого существа, каким он показал себя при первой встрече со скальдами. Мы на каждом занятии вначале репетировали приветствие, закрепляя базовые фразы на скальдийском языке, и только затем переходили к расширению словарного запаса. Когда Гюнтер наконец изъявил желание посмотреть на пленника, Жослен был во всеоружии.

Небо хмурилось, назревала метель. Гюнтер с теннами уже несколько часов пьянствовал в чертоге, когда ему вдруг взбрело в голову проведать кассилианца. Он прихватил меня с собой, завернув в теплые шкуры, и в компании нескольких своих людей зашагал на псарню. Скальды пели, шутили и передавали по кругу мех с медовухой.

Дойдя до псарни, Гюнтер обнял меня и кликнул Жослена. Тот внезапно вынырнул из клубка вертлявых псов. На секунду оторопел, увидев меня в обнимку с Гюнтером, но все же сумел, сохранив бесстрастность, упруго встать и отвесить поклон.

– Ну что, ангелиец, как успехи, а? Моя голубка научила тебя разговаривать по-человечески? – спросил Гюнтер, стискивая мое плечо.

– Я служу своему господину, – медленно произнес Жослен на скальдийском языке с заметным акцентом и снова по-кассилиански поклонился Гюнтеру, держа кисти на тех местах, где должны были торчать рукоятки кинжалов.

– Ага, значит, волчонок умеет не только рычать! – засмеялся Гюнтер, и его тенны подхватили смех. – Что будешь делать, если я спущу тебя с цепи, ангелиец?

Среди прочего я принесла Жослену обрывок веревки, чтобы завязать сальные волосы в хвост. Даже в обносках и на грязной псарне мой телохранитель умудрялся выглядеть истинным кассилианцем.

– Я буду делать то, что прикажет господин, – произнес он, снова кланяясь.

– Да? – скептически протянул Гюнтер. – Хм, нужно носить воду и дрова, а Хедвиг жаловалась, что домашние слуги не поспевают. Пожалуй, работа для тебя найдется, волчонок. Но откуда мне знать, что ты сдержишь слово, а? Что не попытаешься сбежать или перерезать нас во сне, если я тебе поверю? У меня нет лишних людей, чтобы сторожить тебя и днем и ночью!

Жослен непонимающе заморгал от обилия незнакомых слов и слишком быстрой речи.

– Господин хочет, чтобы ты дал клятву, что не попытаешься сбежать или напасть на его людей, – перевела я.

Кассилианец задумался.

– Скажи господину вот что, – наконец произнес он. – Пока ты в безопасности, я буду служить и защищать это поселение, словно родной дом. Я исполню все, что господин прикажет, только не стану сражаться со своим народом, за исключением людей д’Эгльмора. В этом я клянусь.

Я перевела его речь для Гюнтера, говоря достаточно медленно, чтобы Жослен успевал улавливать суть и согласно кивать. Скальд почесал подбородок и задумался.

– Мальчишка всем сердцем ненавидит Кильберхаара. Настолько сильно, что, боюсь, ради мести нарушит свою клятву, и неважно, насколько он сейчас искренен. Что скажешь, голубка? Сдержит ли волчонок данное слово?

– Милорд, – честно ответила я, – он связан этой клятвой намного сильнее, чем можно выразить словами. Скорее рассыплются горы и коровы полетят, чем он ее нарушит.

– Что ж, я тебя услышал. – Гюнтер ухмыльнулся Жослену. – Похоже, моя голубка укротила волка, что даже собакам оказалось не под силу. Я дам тебе, ангелиец, одну ночь, чтобы попрощаться с мохнатыми друзьями, а утром посмотрим, какой из тебя получится слуга.

Кассилианец явно понял общий смысл сказанного. Он снова поклонился и сел на снег, скрестив ноги и не обращая внимания на трущихся об него псов.

– Буду ждать распоряжений господина, – ответил он по-скальдийски.

– Он что, так всю ночь и просидит? – с любопытством спросил у меня Гюнтер.

– Не знаю. – Я уже по горло накушалась упрямой кассилианской чести и отчаялась понять логику, которой Жослен руководствовался. – Он может.

Гюнтер покатился со смеху.

– Вот ведь шальная голова! Обязательно покажу его на Слете, если будет служить как полагается! Волк и голубка, прирученные в селении Гюнтера Арнлаугсона! Даже Вальдемар Благословенный может позавидовать такой удаче! – Пребывая в хорошем настроении, он повел теннов обратно в чертог, громко затянув песню о том, как щедро наградит его верховный вождь.

Я разок оглянулась. Ну конечно, Жослен так и сидел на снегу без движения, провожая нас взглядом.

Каким бы грубым и необузданным ни был Гюнтер, но слово свое он держал: на следующее утро с Жослена действительно сняли цепи. Проникшийся ко мне приязнью Кнуд привел меня на это посмотреть. Я не сомневалась, что кассилианец тоже сдержит обещание, но опасалась, что после долгого содержания в кандалах свобода опьянит его и лишит рассудка. Когда охранник разомкнул ошейник, Жослен дернулся. Мускулы его заметно подрагивали, выдавая желание взвиться, но кассилианская дисциплина быстро одержала верх – мой воин взял себя в руки и смиренно поклонился.

– Что ж, посмотрим, как он себя покажет, а? – сказал Гюнтер и указал большим пальцем на одного из теннов. – Торвил, сегодня ты пригляди за ним. Пусть займется домашней работой. Только не давай ему никакого оружия, понял? Если понадобится ломать лед на ручье, чтобы набрать воды, пускай ломает голыми руками. А когда докажет, что не замышляет против нас худого, может, поручим ему колоть дрова или вроде того.

– Ага, Гюнтер. – Торвил коснулся рукояти топорика на поясе и усмехнулся, обнажив дыру на месте пары зубов, выбитых в дружеском поединке. – Я с него глаз не спущу, не бойся.

Судя по моим наблюдениям в тот день, Жослен не дал ему ни единого повода для беспокойства. Кассилианец охотно трудился, без устали таская с ручья ведра с водой, чтобы наполнить бочки в большом зале чертога – задание не из легких. Торвил же ходил за ним хвостом, насвистывая и чистя ногти острым концом кинжала.

А женщины из хозяйства Гюнтера таращились на Жослена, как зачарованные.

Никто из них до этого не видел его, если не считать первой ночи, когда пленника приволокли на веревке, озлобленного и облепленного снегом. Теперь же хуторянки смогли его как следует рассмотреть. Грязный и заросший, воняющий псарней, Жослен все равно выглядел истинным ангелийцем.

– Должно быть, на вашей родине он был принцем! – прошептала мне на ухо восхищенная Хедвиг, когда он с пустыми ведрами вышел из кухни. – Не могут же все ваши мужчины урождаться такими красавцами!

– Да, на нашей родине не все мужчины такие, – сухо ответила я, гадая, как бы к ее словам отнесся Гюнтер. Одна из девушек помоложе по имени Айлса ухитрилась потереться грудью об Жослена и захихикала, когда он густо покраснел и выронил коромысло. Пожалуй, кассилианца слова Хедвиг задели бы даже больше, чем Гюнтера.