Келвин Пирс - Чародей Амбермера

В лице добровольца Брескина армия короля Асбрака Толстого получила единственного боеспособного солдата. Хотя Рэнду никогда не пришло бы в голову обратиться к великану с просьбой и отправить его в Девлин, советник все же считал, что ничего плохого из этого не выйдет. Брескин — человек здравомыслящий и будет вести себя рассудительно. Кроме того, всегда может сложиться такая ситуация, когда воинственный верзила семи футов ростом, вооруженный боевым молотом, окажется наиболее убедительным доводом в дипломатии.

Рэнд остановился у маленькой двери, глубоко утопленной в каменную стену. Эта дверь вела к узкому, похожему на тоннель, лестничному пролету, который круто поднимался к площадке, освещенной одной-единственной толстой свечой в стенной нише. За дверью наверху располагался садик, устроенный под крышей замка. Рэнд постоял несколько минут, прислушиваясь к негромким звукам, что витали в ночном воздухе, потом шагнул в стенную нишу и закрыл за собой дверь.

Много лет уж минуло с тех пор, когда король Асбрак Толстый мог пройти пешком от дворца до пристани, не останавливаясь, чтобы передохнуть и освежиться. В этот вечер он дошагал лишь до первого перекрестка и решил там задержаться — не для того, чтобы отдохнуть, а потому что внезапно почувствовал, что проголодался. Асбрак решил, что аппетит разгулялся от предвкушения долгой прогулки до портовых таверн — именно туда король и направлялся. Впрочем, возможно, что нынче за обедом он воздерживался от снеди строже обычного. Король прекрасно помнил, что съел совсем немного мяса дикого гуся и почти пренебрег вином — хотя бархатистое красное вино с богатым букетом прекрасно сочеталось с нежным, сочным мясом дичи, которое буквально таяло во рту. Еще он скушал всего несколько кусочков картофеля под сметанно-чесночным соусом — половину тарелки, не больше. А может, даже меньше…

Король остановился возле таверны и сосредоточился на своей наружности. Асбрак ясно сознавал, что необходимо как-то скрыть царственную осанку и прочие признаки благородного происхождения. Чтобы правителя принимали за обычного горожанина, недостаточно переодеться в одежду простолюдина. Нужно еще и принять благодушный, вежливый вид, надеть на лицо своего рода «маску», сквозь которую не будет виден пылающий внутренним огнем королевский взор.

Асбрак решил подождать, пока к таверне подойдет кто-нибудь еще, чтобы войти не одному, а как будто в компании. Он уже не раз так делал. Правитель искренне верил, что таким образом впечатление от его появления в таверне как бы поблекнет, внимание завсегдатаев отвлечется на других посетителей и никто не признает в нем переодетого монарха.

Король отступил на несколько шагов от двери и с невинным видом принялся разглядывать мостовую. Прошло всего несколько мгновений, и из-за угла показался невысокий, тощий горожанин. Он двигался быстрым, торопливым шагом. Асбраку показалось, что этого человека он уже где-то встречал. Тощий горожанин мельком взглянул на короля, кивнул и быстро проскользнул за дверь таверны. Асбрак последовал за ним.

Войдя внутрь, правитель огляделся. Сначала он не понял, куда подевался маленький горожанин, а потом заметил его. Тот стоял в ожидании возле бочки, а девушка-служанка наливала ему в большую кружку пиво.

Асбрак подошел поближе и попросил девушку подать ему жбан янтарного пива, немного хлеба, порезанный ломтиками соленый сыр и оливки. Пока служанка разворачивала сыр, обернутый виноградными листьями, и нарезала его ломтиками, король спросил ее об этом горожанине. Он старался говорить мягко, чуть пришепетывая. Асбрак был уверен, что подобное произношение весьма характерно для торговцев. Но на самом деле такой особенностью отличалась речь только одного амбермерского торговца, причем довольно известного. Этот торговец разбогател, поставляя ко двору его величества соленую икру, копченую рыбу и прочие морские деликатесы.

— А, это мой дядя Дибрик, ваше… ваша милость, — ответила служанка.

Асбрак удивленно поднял брови и повернулся посмотреть, куда удалился горожанин с кружкой пива. Девушка вроде бы не разволновалась, но вдруг стала какой-то рассеянной и неуклюжей. У нее все валилось из рук. А ее дядя Дибрик устроился у окна и смотрел на улицу, опершись локтями о стол и поднеся к губам кружку с пивом.

Девушка попыталась проводить Асбрака к большому креслу возле очага, но король, бдительно выискивавший любые признаки заговоров, пробрался между тесно стоявшими столами в дальний угол зала и уселся на трехногий табурет возле окна. Монарх как раз поздравлял себя с тем, как удачно он устроился рядом с подозрительным тощим горожанином, когда девушка принесла ему еду и пиво.

— Вот вы где, господин, — громко сказала она. — А я думала, вы сядете возле огня.

Асбрак поднял руку и покачал головой.

— Мне и здесь удобно, — почти шепотом сказал он.

Служанка поставила тарелки и кружку на стол с таким грохотом, что король, озабоченный секретностью, болезненно поморщился. Человек, которого, она назвала своим дядей, даже не посмотрел в сторону Асбрака. Но когда служанка уходила, она прошла мимо дяди и так сильно толкнула его стол, что Дибрик едва не упал. Он начал было возмущаться, но заметил короля и вскочил на ноги.

— А! Ха-ха! — издал Дибрик, после чего шаркнул ногой и дотронулся пальцем до кончика носа. — Ха-ха! — повторил он.

Асбрак уставился на него, не понимая, что должны означать эти звуки и телодвижения. Король уже начал подозревать, что тощий горожанин попросту не умеет разговаривать, когда тот отчетливо произнес одно слово.

— Дибрик, — представился горожанин, потом оглянулся, как будто проверяя, не исчез ли куда-нибудь его стул, и уселся. Повернувшись к Асбраку, он скривился и снова встал: — Жарильщик. Жарю мясо. — Дибрик притронулся было к шляпе и тут же принялся чесать за ухом. — Ах! — сказал он и посмотрел на свою руку, словно не понимая, откуда она взялась. Затем он опять сел на стул.

— Тоббрук, — кивнул король, пытаясь вспомнить, где же он раньше видел этого тощего горожанина. — Виноторговец.

— Ха-ха! — снова хохотнул Дибрик, после чего старательно прочистил горло и надолго присосался к своей огромной кружке с пивом.

Асбрак тоже поднял кружку. Он уже начал жалеть, что отказался от мягкого кресла у очага. А когда король — буквально в следующее мгновение — припомнил наконец, где раньше видел тощего Дибрика, то пожалел об этом еще больше. Он разговаривал с жарильщиком — вернее, слушал его невразумительное бормотание — однажды ночью минувшим летом возле этой самой гостиницы. Правитель взял с блюдца маслянистую оливку, но уронил ее, услышав, что Дибрик снова прочищает горло.