Вера Камша - Довод Королей

Два предыдущих опыта оказались неутешительными. Обе девушки обнаружили излишнее сродство к магии и теперь находятся там же, где и Генриетта. Но вот Мария... У нее нет никакой склонности к волшбе, но она хороша собой, честолюбива и к тому же статная блондинка, что лишь оттенит хрупкую и опасную красоту самой Анастазии.

Предстоятельница ордена обратила внимание на послушницу совершенно случайно, и та показалась вполне пригодной. Ее Иносенсия через своих прознатчиков узнала, что Мария – единственная дочь вдовы из Гран-Гийо, чей супруг, служивший Лумэнам и сложивший голову на Бетокском поле, оставил семью почти без средств. Мать, похоже, смирилась со своей судьбой, но дочь обладала совсем иным норовом. Несмотря на роскошные светлые волосы, царственную фигуру и огромные серо-голубые глаза, Мария могла рассчитывать разве что на третьего сына какого-нибудь заштатного барона. Конечно, та же Элеонора Гризье добилась нынешнего положения лишь с помощью красоты, но Мария сильный пол откровенно презирала, а ждать у моря погоды почитала глупостью. Она решила сама сделать свою судьбу и вопреки робким материнским возражениям пришла в обитель.

Красивой бесприданнице не было дела до Творца и равноапостольной, она хотела добиться успеха в земной жизни, и Анастазию это более чем устраивало. Честолюбивая девчонка, бросившая мать и готовая на все, была именно тем, что искала Предстоятельница.

Ее Иносенсия пригласила к себе послушницу и в ожидании отвернулась к окну, за которым шумно возились воробьи. Нет. Она ни о чем не жалеет. Ей повезло, она успела понять, в чем истинный смысл жизни. Подумать только, она могла доживать свой век женой изгнанника где-то в Отлученных землях. Ее первенец был бы на восемь лет старше девушки, которую она ждет, а сама бы она превратилась в сморщенную седую старуху, привязанную к мужчине, настолько глупому, чтобы добровольно расстаться с короной. И, самое ужасное, она бы даже не осознавала своего убожества, как не осознают его тысячи женщин...

Стук в дверь возвестил о приходе Марии. Для женщины достаточно высокая, с правильными и четкими чертами лица, она была бы неотразима в парче и бархате, но белое бесформенное платье и скрывающее роскошные волосы покрывало не украшали, но это, похоже, девушку не смущало.

– Ее Иносенсия хотела меня видеть.

– Да, дитя мое, проходи и садись. Ты пробыла в обители год и должна вернуться в отчий дом, чтобы решить, готова ли ты произнести обет [110].

– Я не передумаю.

– Вот как? Но ты молода и красива. Почему ты хочешь уйти от мира? Будь со мной откровенна. Учти, если ты заговоришь о благочестии и нелюбви к мирской суете, я тебе не поверю. Ты ищешь в обители не утешения и не покоя.

– Ее Иносенсия права. Я ищу справедливости.

– Вот как?

– Да, – светлые глаза неистово сверкнули, – если б я родилась мужчиной, я бы проложила себе путь мечом и копьем. Но женщине заказаны собственные дороги. Она должна ждать, когда ее выберут, и еще быть за это благодарна.

– Что же в этом плохого? – тонко улыбнулась Предстоятельница.

– Все! Почему я должна зависеть от мужчины? Самый ничтожный нобиль, только потому, что он бреет бороду и носит меч, считает меня глупее и трусливее. Почему любая уродина и дура, у которой есть титул и богатства, ценится дороже, чем я? Я не желаю быть ни женой барона, ни любовницей короля! Я хочу стать хозяйкой самой себе и...

– ...и повелевать другими, – закончила осекшуюся на полуслове девушку Анастазия. – Я верю тебе. Более того, если б ты сейчас солгала, то совершила бы большую ошибку, потому что я намерена дать тебе то, что ты хочешь. Если ты окажешься достаточно умной и ловкой, чтобы исполнять мои поручения, ты поднимешься вверх, и довольно быстро. Но сначала, как требует Устав ордена, ты вернешься в Гран-Гийо и проживешь две кварты в отчем доме. Если ты не влюбишься за это время в какого-нибудь рыцаря, возвращайся. Но учти: непослушания и лжи я не терплю!

Ну, а пока будешь дома, постарайся понять, что и кто нравится простым людям, а кого они ненавидят и за что именно. Не понимаешь? Ты пришла в обитель не для того чтобы молиться, а для того, чтобы преуспеть, а для этого нужно знать не только что творится в Фей-Вэйе, но и чем дышат за ее стенами. Это называется политикой, Мария. Когда вернешься, ты расскажешь, что узнала и поняла, а я подумаю, годишься ли ты для того, что я хочу тебе поручить.

2887 год от В.И.

1-й день месяца Агнца.

Арция , Мальвани

Затея была безумной, но, когда за дело брался Рито, любое безумие начинало казаться естественным. Вчера Даро, закутанная в меха и шали, делала от силы сотню шагов в заснеженном саду и спешила в тепло, а сегодня обожаемый братец вытащил их с Сандером покататься на пресловутых гварских санках, благодаря которым они успешно добрались до Мальвани, несмотря на метели.

Санки Дариоло напугали. Она никогда не видела ничего подобного, да и страсть брата к риску ради риска была ей чужда. Она отчаянно боялась бешеной езды, крови и прочих вещей, без которых Рафаэль не считал жизнь жизнью, а беременность сделала мирийку вдвойне осторожной, но Рито был неумолим. Объявив, что ничего не заметно и другие в таком положении пляшут и скачут верхом, братец натянул на молодую женщину зимние сапоги и меховой палантин и передал с рук на руки Сандеру, дополнительно закутавшему спутницу в меховой плащ. Сам Рафаэль в эскотском полосатом плаще и медвежьей шапке лихо вскочил на место возницы.

Со двора они выехали легкой кокетливой рысцой, но затем байланте дал волю своей удали. Гнедая пара была резвой, сильной и отдохнувшей, везти легкие санки для нее было в удовольствие. Упряжка стрелой пролетела по пустующим по случаю праздника окраинным улочкам и выскочила на дорогу. Украшенные колокольчиками лошади бежали сквозь серебряную сказку все быстрее. В Мирии в Новый год зацветали гранаты, заливая склоны окружавших Кер-Эрасти гор темно-алым пламенем, но в Мальвани, Эскоте и Тагэре в этом году еще царила зима, и только радостное солнце напоминало, что власти этой осталась от силы кварта.

Серебрилась снежная пыль, поля встречали гостей россыпями бриллиантов, дальний лес казался вычурным атэвским узором. Рито, умело направляя норовистых лошадей, то и дело оборачивал к седокам сияющее лицо. Даро с обожанием глядела то в смеющиеся глаза брата, то на своего герцога, обнимавшего ее за плечи. Все трое были пьяны морозом, конским бегом, радостью встречи, молодостью. Рафаэль что-то выкрикнул по-эскотски, и Александр заливисто расхохотался, мириец не замедлил присоединиться к другу, не удержалась и Даро. Сандер сделал ей большие глаза, вызвав новый прилив сме-ха, а потом поцеловал, и она ответила, задыхаясь от счастья и любви.