Барб Хенди - Ветер в ночи (ЛП)

Оша, имя которого означало «Порыв ветерка», пускал стрелу за стрелой сквозь ветер, пока не перестал промахиваться.

Когда Оша закончил рассказ, Винн овладело что-то вроде чувства потери. Она не знала, что и сказать по поводу того, что произошло между ним и Бротаном. Но всё же…

— В Колм-Ситте ты позволил Леанальхам уйти с Бротаном. Если ты защищал ее, то почему оставил с ним?

Это была ошибка, но она слишком поздно поняла это.

Оша выглядел потрясённым:

— Я оставил ее не с Бротандуиве! Я оставил ее с Лиишилом, Магьер и Мальцом… а Магьер поклялась Сгэйльшеллеахэ, что защитит Леанальхам. Я же должен защищать тебя… от того, что начали греймазга с Вельмидревним Отче. Даже если Бротандуиве достигнет цели и перебьет всех анмаглаков, это не остановит Вельмидревнего Отче.

— Прости, — прошептала она, опуская взгляд. — Это был глупый вопрос. Мне трудно понять, через что ты был вынужден пройти… и что так изменило тебя.

— Тогда вместо вопросов, не лучше ли ответить тем же?

Она вскинула голову и обнаружила, что он внимательно наблюдает за ней.

— Расскажи мне, что произошло в твоей жизни с тех пор, так как мы расстались, — попросил он. — Мне кажется, я не единственный, кто страдал.

Это был уже не первый раз, когда он буквально ошеломил ее, вторгаясь в её мир. Никто никогда не спрашивал ее об этом — хотя Чейн и так всё знал. Он был вместе с ней, когда она раскрыла правду, что существует далеко не один шар.

— Чего тебе стоило найти шар Земли? — снова спросил Оша. — По тебе видно, что за него пришлось… дорого заплатить.

Винн почувствовала себя неуютно под его пристальным взглядом:

— Даже не знаю, откуда начать.

— С того дня, когда мы расстались в порту Белы.

Упоминание об их расставании заставило ее покраснеть. Чтобы скрыть неловкость, она протянула руку и перевернула рыбу, вспомнив о ночах, что они провели у огня в прошлом.

В лесу Чейн выследил молодого оленя с тонкими, ещё не успевшими разветвиться рогами.

Он сбил его с ног, коленом прижал его шею к земле и с силой ударил по задней части головы. Животное обмякло на влажных листьях, хотя все еще было живо, как он и хотел. Тогда он вернулся туда, где перед охотой оставил сумку Вельстила. Принеся её к бесчувственному оленю, он вытащил оттуда декоративную коробочку из ореха и открыл её.

Внутри были три железных прута длиной с предплечье с петлями на концах, медная чаша, отличающаяся от чайной чашки лишь странными гравюрами и отсутствием ручки, и белая керамическая бутыль с обсидиановой пробкой. Все это лежало на подложке из бордового бархата. Каждый раз, когда он совершал этот своего рода ритуал, в голове слышался голос Вельстила: «Действие жизненной силы, которую мы поглощаем, можно продлить».

Вельстил использовал чашу, чтобы кормиться людьми, и Чейн, верный данному Винн обещанию, взял это на вооружение. Он переплел железные пруты в треногу, поставил на неё медную чашу и взял белую бутыль с драгоценным содержимым — трижды очищенной водой. Вытащив пробку, он до половины наполнил чашу, вспоминая расчетливое объяснение Вельстила: «Кормиться кровью — это расточительство. Не кровь для нас важна, а потеря жизненной силы, вызываемая кровотечением».

Чейн глянул на оленя.

Одна только мысль о том, что придётся кормиться из чаши, вызывала у него отвращение, не говоря уже об использовании крови животного. Но чтобы продолжить защищать Винн, ему была необходима жизнь, а рискнуть покормиться человеком он не мог: она может услышать о пропавшем без вести или вовсе — о трупе.

Чейн достал из своей сумки кинжал и сделал небольшой надрез на плече оленя. Как только на конце лезвия собралась алая бусинка крови, он осторожно наклонил полоску стали над чашей.

Одна-единственная капля упала в воду. Растворяясь, кровь завихрилась под водной поверхностью.

Он начал петь, концентрируясь на природной сути чаши. Закончив, он уставился на воду, ожидая изменений.

Сначала ничего не происходило.

Олень вдруг низко застонал. Это был его последний выдох, сбегающий из легких, поскольку он начал ссыхаться и съёживаться. Его закрытые веки ввалились внутрь, а кости на морде проступили под иссушённой кожей. Через несколько секунд перед Чейном лежала лишь высушенная, пустая оболочка, от которой даже не исходило остаточное тепло, как от только что умершего.

Чейн перевёл взгляд на чашу.

Жидкости в ней прибавилось, она теперь доходила до самых краев и была настолько темно-красной, что казалась почти черной. Как всегда, он чувствовал одновременно и облегчение, и отвращение, поскольку знал, что ждало при питье. В первый раз Вельстил коротко предупредил его: «Держись».

Чейн одним глотком выпил половину чаши. На мгновение его замутило от привкуса земли, металла и жгучей солёности.

Через секунду он зажал рот рукой и рухнул навзничь.

Его тело словно горело в огне.

Пылающая волна концентрированной жизни прокатилась через его мертвую плоть и, словно прибой о прибрежные камни, ударила в голову. Стиснув челюсти и крепко зажмурившись, он корчился на земле, пока эти ощущения не утихли.

Покормившись так, он сможет половину месяца, а то и больше, обойтись без пищи.

Он медленно приподнялся на локтях и сел, уставившись на высушенную оболочку — всё, что осталось от молодого оленя. Он ждал, пока не пройдёт его ложная лихорадка. Потом вынул из сумки маленькую бутылку, перелил оставшуюся жидкость из чаши, закупорил её и с осторожностью собрал оборудование.

Сильный и сытый, полностью контролирующий свои чувства, он вернулся в лагерь, оставив оленя там, где тот лежал. Он почуял запах жареной рыбы задолго до того, как приблизился к своим спутникам.

До рассвета оставалось недолго.

Однако когда походный костерок показался из-за деревьев, он увидел только Винн и Ошу, сидящих у огня и тихо разговаривающих. Николас и Тень, должно быть, спали в палатках.

Чейн намеренно наступил на сухую ветку.

Раздался резкий хруст, и Винн оглянулась назад:

— Чейн, ты…

— Я в порядке.

Он вышел из-под навеса ветвей, и Винн повернулась к нему спиной, чтобы посмотреть на Ошу. Эльф просто глядел в огонь. И когда Чейн проходил мимо, он не мог не заметить разочарование на лице Винн, будто он прервал что-то, что она хотела продолжить.

Следующие несколько ночей прошли весьма неловко. Винн надеялась, что время, проведённое вместе, сблизит Ошу и Чейна и заставит принять друг друга, но напряженность между ними лишь росла. И что ещё хуже, чем дальше они продвигались на юг, тем больше Николас уходил в себя.

Винн начинала волноваться о нем больше, чем о Чейне или Оше. С каждым днём Николас выглядел всё более взъерошенным и дёрганным. Ей теперь часто приходилось совать еду ему прямо в руки, чтобы он не забыл поесть.