Вера Камша - К вящей славе человеческой

– Любопытно, – оживился Бенеро, – мне дотронуться до вашей птицы не удалось.

– Вы, Бенеро, хоть и зло, но меньшее, – пожал худыми плечами братец, – суадитов Коломбо не боится, а вот Фарабундо для него почему-то страшен. Хотел бы я знать почему.

– Если Фарабундо – простой слуга-мундиалит, моя изначальная концепция ошибочна, – признал врач, – но, весьма вероятно, мы упускаем нечто важное.

– Фарабундо заправлял в Гуальдо, пока не вернулся Диего, – как могла, поддержала разговор Инес. – Мариита говорила, он привез и похоронил родичей Диего.

– У Диего спрашивать бесполезно. Он во всей здешней чертовщине понимает меньше меня, – возмутился Хайме. – Похоже, Гуальдо просто сидели в своем замке и гоняли охотников, а зачем, сами не знали. Придется расспрашивать муэнцев, хотя вряд ли они будут со мной откровенны.

– Я бы на их месте молчал, – задумчиво произнес Бенеро.

– Что самое печальное, я бы тоже, – фыркнул Хайме. – Попробую выпросить у Диего Фарабундо, когда он вернется.

– Хочешь приставить его к Коломбо? – чужим голосом спросила Инья, чувствуя, что еще немного, и она повернет в Гуальдо, чтобы всю жизнь проклинать свою трусость. А жених и братец самозабвенно рылись в местных сказках, словно через полчаса им не предстояло разойтись навсегда.

– Я готов записать то, что может представлять для вас интерес, – хмурился Бенеро, – но пересказы синаитских и суадитских текстов по нынешним временам опасны даже импарсиалам.

– Если выискивать в них семена зла, они могут спокойно лежать на столе. – В юности Хайме расцветал при виде коней и оружия, сейчас его тянули бумаги.

– Я поговорю с Фарабундо, – бросила герцогиня.

Бенеро кивнул, Хайме не расслышал. Инес хлестнула лошадь, она сама не знала, чего ждала, но слушать о том, что при всей своей важности не касалось главного, не было сил. Крапчатая кобыла безропотно перешла в галоп, догоняя белокурого великана. Горячий ветер хлестанул по щекам, стук копыт напоминал о неизбежности разлуки, только с кем?

– Донья Инес? – Слава Господу, Фарабундо хотя бы умеет удивляться. – Что-то с Гьомар?

– Нет, – Инья провела рукой по лицу, – я хочу спросить… Я не поняла, что вы сказали Хайме.

– Я взял его поклажу, – кулак гиганта выразительно ткнул серый мешок, – и еще я говорил про здешних коршунов. Крестьяне болтают, что канальям лучше здесь не умирать, иначе им не видать даже пекла. Альконья их поднимет и отдаст хозяевам, чтоб их не было нигде. И поделом. А бывает, что играть начнет, как кошка с мышью. То убьет, то вернет, а конец – один. Съел, и нету… Глядите-ка! Это еще кто?

Эскортируемого Фарабундо человека Хайме определенно раньше видел, но обычно безотказная память на сей раз скрыла имя и обстоятельства знакомства. Обстоятельства же нынешней встречи, равно как внешний вид главы Священного Трибунала Муэны и, особенно, его спутники, тем более должны быть скрыты. Любой ценой.

– Вы несколько изменились со времени… гм, нашего свидания, – неторопливо произнес Хайме, равнодушно разглядывая загорелое наглое лицо.

– А вы нет, святой отец. – Знакомый незнакомец ухмыльнулся и тут же вновь стал серьезен. – Я обещал отыскать вас и вручить вам письмо, после чего намерен исчезнуть. Больше я такими картами не играю.

– Хорошо, я прочту!

Непонятный курьер вытащил из-за пазухи пакет и потянулся к Хайме, на мгновенье застыв вполоборота с согнутой в локте рукой. Этого хватило – импарсиал узнал своего последнего противника, так и не скрестившего шпагу с де Гуальдо.

– Не думал, что еще раз вас увижу, – теперь де Реваль был предельно искренен, – вы так быстро ушли.

– Что поделать, святой отец, – в глазах приятеля Арбусто мелькнуло нечто странное, – в последней воле что-то есть, нас так и тянет ее исполнить. Если я поклянусь никогда не возвращаться в Онсию и стать немее всех рыб этого мира, вы оставите мне жизнь еще разок?

Вместо ответа Хайме разорвал пакет и едва не свалился с Нуэса, увидев второй конверт, запечатанный личными печатями Пленилуньи. Когда-то молоденький инкверент едва не свихнулся, разбираясь с хитростями Протекты, одной из которых были герцогские печати. На первый взгляд одинаковые оттиски отличались неприметными мелочами, и каждая имела смысл. Обычно Пленилунья обходился одной печатью, в особо важных случаях в ход шли две. Документа, запечатанного трижды, Хайме не видел. До сегодняшнего дня.

« Брат Хуан, я понимаю Ваше удивление, но сейчас оно сменится несколько иными чувствами . – Почерк герцога не изменился, мелкие четкие буквы по-прежнему жались друг к другу, словно Пленилунье было жаль бумаги. – Надеюсь, Вы узнали гонца, с которым однажды обошлись весьма любезно. Он надежен настолько, насколько может быть надежен человек. Курьер полагает, что я обречен. Возможно, он и прав, теперь это неважно. Не буду распространяться, как мне, смиренному послушнику-павлианцу, удалось покинуть обитель. Будучи далек от мирской суеты, Фарагуандо, хоть и склонен выслушивать доносы, не знаком даже с началами того искусства, которым владеем мы с Вами. К тому же Верховный Импарсиал благоволит ко мне как к первому адепту, обращенному им лично. Будучи ниспровергнут и лишен мирской власти, я, по его мнению, могу быть спасен.

Вы, однако, пользуетесь благорасположением «святого Мартина» в значительно большей степени, ибо сподобились видеть чудо, скромно и разумно об этом умолчав, а также являетесь братом добродетельной герцогини де Ригаско, к которой Фарагуандо питает особо отеческие чувства. Я отдаю себе полный отчет в том, что Вы способны перевести меня из кельи послушника в подвалы Сан-Федерико, в то время как я бессилен причинить Вам вред. Возможно, позднее Вы уверитесь в том, что я и не желаю этого, а теперь, если Вы стоите, сядьте, но перед этим заприте двери» .

Что ж, совет Пленилуньи достоин того, чтобы его исполнить.

– Фарабундо, проводи нашего гостя…

– Лиопес, – спокойно подсказал тот, – капитан Алехо Лиопес.

– Проводи капитана Лиопеса к мулам и проверь заодно мою поклажу.

Великан ловко ухватил уздечку чужого коня. Лиопес не возражал. Двое рысцой двинулись к сгрудившимся на дороге мулам. Можно было возвращаться к письму, но Хайме зачем-то глянул в небо, где выписывал круги одинокий коршун. Возможно, тот самый, что охотился у дороги. Какое-то время де Реваль, оттягивая прочтение, наблюдал за черным хищником, потом собрался с силами.

«Начну с того, что война, которую я вел со Святой Импарцией, утратила смысл, — писал сморщенный герцог. – Обе стороны проиграли, но больше всех проиграла Онсия, а если задуматься, то и Рэма, но сперва о Торрихосе. В свое время я приложил немало усилий, чтобы его уничтожить, но безуспешно. Мартину де Фарагуандо это удалось. Считается, что кардинала-инкверента настигла скоропостижная смерть во время молитвы, в Сан-Федерико шепчутся, что он был отравлен, я же уверен, что Торрихос в минуту слабости добровольно принял яд…»