Вера Камша - Лик Победы

– Монсеньор, можем ехать.

– Благодарю, капитан.

– Не за что, монсеньор, – Карваль поправил сбившуюся набок шляпу и неожиданно добавил: – Мерзкое дело. Я… Я не слюнтяй какой-нибудь, но этот мальчишка… Вы не знаете его имени?

– Откуда? – махнул рукой Робер. – Да и зачем оно?

– Поминать, – просто сказал Никола. – Про других не скажу, может, они и за дело получили, а парень ничего не понимал. Такого грех убивать.

– Грех, – подтвердил Робер, – но его имени я не знаю, а Заката нам с вами так или иначе не миновать. Мы по уши в крови, а я – больше всех.

– Зачем вы так? – запротестовал Карваль. – Мы правы и перед Создателем, и перед Эпинэ.

– Правы?! – Закатные твари, кому он это говорит? Дураку, готовому четырежды сдохнуть за южное королевство, которого никогда не будет. – Никола, да из-за меня люди мрут, как мухи! Я приношу беду.

– Не вы, – набычился Карваль, – ваши друзья. Как они заявились, так все и пошло вкривь да вкось. Монсеньор, пускай они убираются хоть в Олларию, хоть к кошкам, а мы останемся в Эпинэ. Оллару теперь не до нас – пусть грызется с Люра и этим, вашим…

– Это невозможно, – Робер сжал бока Дракко, и жеребец послушно двинулся с места.

– Но почему? – настырный капитан не собирался отступать. – Вы должны думать о своих людях и о своих землях, а не о чужаке, утратившем все права на престол.

– Не хочу лгать, капитан, тем более вам, а правду сказать не могу, но в чем-то вы правы. Оставайтесь. Может быть, у вас с Пуэном что-то и получится.

– Монсеньор, – бедняга едва не свалился с коня, – как вы можете?! Я вас никогда не покину!

– А я не покину Альдо, – устало произнес Иноходец. – Не могу, даже если б хотел.

«Если б хотел…» Он хочет, да кто ж его спрашивает? Семь лет назад теньент королевской армии Робер Эпинэ мог стать хозяином своей судьбы – не стал. Как пошел за дедом, так и сейчас идет.

– Монсеньор, – Карваль уже совладал с собой, – я, конечно, всего не знаю, но появление ваших друзей перед битвой вряд ли было случайным.

– То есть?

– Для того чтобы Люра перешел на сторону Ракана, нужен был Ракан, вот он и появился.

– Может быть, – не стал спорить Иноходец.

– Все связано, – Никола потер рукой подбородок, – разве вы не видите? Уж не знаю, кому нужен этот ваш принц, но деньги за него платят бешеные, только этого мало…

Капитан даже не представляет, насколько он прав. Мир сходит с ума, все связаны со всеми, все мешают всем, все губят всех.

– Что вы предлагаете?

– Поговорить по душам с проводниками. Пусть скажут, как это они подгадали прямиком к битве.

Разрубленный Змей, ведь чуял же, что не все так просто, да руки не доходили.

– Хорошо, – устало согласился Робер, – как только вернемся, разыщем эту парочку.

Они бы так и сделали, но бароны-контрабандисты исчезли, и никто не заметил, как, когда и куда.

Личный секретарь ее высочества Юлии барон Себастьян Дежу заявился в особняк на улице Жеребца сразу после ужина, о чем сообщил вышколенный, как и все слуги дядюшки Шантэри, лакей. Господин посол отправил «гусака» за важным гостем и со значением посмотрел на Ворона. Ворон меланхолически пригубил «Змеиной крови» и расправил манжеты.

Что Алва думал об охоте, устроенной на него дочерьми Фомы, понять было трудно, но Марселя попытки принцесс выудить из озера луну забавляли необычайно. Виконт сожалел лишь о том, что не может рассказать о ловле заглянувшему на огонек Луиджи. Мешали дядюшка Шантэри и его посольские предрассудки.

«Гусак» торжественно распахнул двери, пропуская улыбающегося барона, за которым маячил кто-то длинный, худой и незнакомый.

– Ее высочество Юлия посылает Первому маршалу Талига гитару и надеется, что услышит, как она поет в его руках, – возгласил Дежу.

– Передайте ее высочеству мою признательность, – наклонил голову Ворон, – но слухи о моем искусстве несколько преувеличены.

– О, – закатил глаза секретарь, – герцог Алва слишком скромен, но мы доверяем господину Валме.

– Да, – согласился Ворон, – однажды я в его присутствии проявил неосторожность.

– Монсеньор, с вашего разрешения мастер настроит гитару так, как вам угодно, – барон еще разок поклонился и сделал знак рукой, подзывая своего спутника. Тот поспешно опустился на одно колено, на вытянутых руках возлежала гитара черного дерева. Алва окинул мастера оценивающим взглядом.

– Как ваше имя, любезный?

– Ничтожный Лаим к услугам вашей светлости.

– Эта гитара – ваших рук дело?

– Господину угодно услышать, как она звучит?

– Угодно, – Алва откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

– Выглядит красиво, – одобрительно заметил Марсель.

– Гитара не женщина, – поднял палец дядюшка, – для нее молчание – не золото, а внешность – не главное.

Словно в ответ, мастер взял несколько глубоких аккордов, затем прижал ладонью струны и опустил голову.

– Неплохо, – медленно произнес Алва, – очень неплохо, но настроено слишком низко. Идемте со мной, эта комната не годится для настройки. Барон, прошу засвидетельствовать мое почтение и мою благодарность ее высочеству.

– Господин Дежу, – дядюшка, не оставлявший надежды женить своего дикого гостя, был еще любезней, чем обычно, – устраивайтесь поудобнее. Желаете вина?

Довольный секретарь с готовностью плюхнулся в кресло и, разумеется, заговорил о погоде. Франсуа Шантэри ответил, слуги подали горячее вино со специями и подбросили в камин поленьев.

– В Урготе очень мягкая зима, – Дежу изящно отпил из высокого бокала, – и ранняя весна. В день рождения ее высочества в окрестных холмах цветут анемоны.

– У женщин, рожденных весной, особое очарование, – сладким тоном произнес Луиджи, пять минут назад несший по кочкам непрекращающийся дождь и урготов, умудрившихся построить столицу в столь мокром месте.

– О да. Ее высочество у нас так и зовут – принцесса Весна и Урготская Фиалка.

Если Юлию и называли Весной, то Марсель этого не слышал. И на фиалку румяная, кругломорденькая пышка не походила, скорее на пиончик. Марсель отхлебнул вина. Жаль, здесь нет Дерра-Пьяве, он бы наверняка что-нибудь добавил. Коротышка не был ни дураком, ни невежей, но любил таковым казаться.

– А как называют принцессу Елену? – поддержал светскую беседу далекий от двора Фомы Луиджи.

Секретарь задумался, разрываясь между нежеланием хвалить соперницу патронессы и лояльностью правящему дому. Последнее взяло вверх.

– Принцессу Елену называют Ласточкой. Ее высочество родилась на борту королевской галеры «Белая Ласточка».

– Красивое имя, – Марсель понимал, что после ухода ургота дядюшка его придушит, но удержаться не смог, – а то один наш друг назвал свой корабль «Бравым ызаргом».