Вера Камша - Лик Победы

– Ничего страшного. Вам необходимо вымыться, переодеться и прижечь укусы, – объявил Алва, – для начала касерой. Прошу меня простить, я был вынужден пожертвовать вашим камзолом.

Луиджи тупо кивнул, тронул себя за шею, поднес пальцы к глазам. Руки дрожали, на них была кровь и еще что-то жирное и отвратительное. Мозги! Мозги набросившейся на него сумасшедшей. Но где остальные «пантеры»? Джильди попробовал вскочить, от резкого движения голова пошла кругом, он упал бы, не подхвати его порученец Ворона, как бишь его?

– Спасибо…

– Не стоит, – отчеканил парень, хотя лицо у бедняги было белее свинцовых белил.

– Герард, приведите капитана в порядок и ждите в саду, а сюда пригоните парочку стражников.

Луиджи хотел возразить, но голова вновь закружилась, он вцепился в плечо Герарда, и дальнейшее утонуло в каком-то тумане. Джильди не помнил, ни как они выбрались из дома, ни кто помог стащить испакощенный камзол. Кто-то лил воду, кто-то держал полотенце, кто-то прикладывал смоченные касерой тряпицы к шее и рукам. Затем Луиджи дали хлебнуть обжигающего пойла, и проклятая дрожь немного отступила. Капитан Джильди привык и к бурям, и к абордажам, но свихнувшаяся «пантера»…

Герард чуть ли не волоком дотащил его до подстриженной лужайки, окаймленной цветочным бордюром. Капитан Джильди сначала сел, потом лег, но лежать и смотреть в пустое небо было страшно, и он вновь сел. Герард примостился рядом. Парень молчал, глядя в сторону проклятой виллы. Мух по-прежнему не было, как и воробьев с голубями. За забором раздались звон, топот, грубый говор, вскоре стихшие, – прибывшие вошли в дом, затем послышались шаги, и Рокэ Алва бросился на траву рядом с Герардом.

– Кончено, – сообщил он, поймав взгляд Луиджи. – Зоя пропала, остальные рехнулись и забились в погреб. Насколько я понял, пленницы передумали на предмет своего пантерства и теперь считают себя крысами. Заодно со слугами и теньентом. Сейчас их выловят и отправят в приют умалишенных. Как вы?

– Жив, – руки Луиджи непроизвольно метнулись к шее, – я обязан вам жизнью. Опять…

– Сочтемся, – махнул рукой талигоец, срывая несколько бархатцев. Джильди, трусливо повернувшись спиной к заколачиваемой вилле, пересел поближе к мявшему резные листочки маршалу. Капитан любил запах бархатцев – горький, полынный, щемящий. Будь у неизбежности запах, она пахла бы именно так.

– Эта женщина… Она была помощницей Зои Гастаки.

– Может, и была, – глаза Рокэ не отрывались от рыжих лепестков, – но на вас напала крыса. Загнанная в угол крыса. Ваше счастье, что человеческие зубы не ахти какое оружие, а как пользоваться руками, она забыла.

– Крыса, – повторил Луиджи, – почему?..

Алва промолчал. Сзади быстро стучали молотки, обычных смешков и разговоров не было – мастерам не терпелось покончить с работой и уйти.

– Монсеньор… Монсеньор, я уже их видел.

Луиджи вздрогнул и уставился на заговорившего Герарда, словно на какое-то чудо.

– Кого «их»? – переспросил Рокэ, не поднимая головы.

– Которые думают, что они крысы…

– И где? – в голосе маршала вновь звучала всегдашняя ирония, но Луиджи не очень-то верил в спокойствие талигойца.

– В Кошоне, – очень тихо произнес адъютант. – Это были слуги… Наши слуги… Мы вернулись из Олларии, ворота закрыты, стучали, никто не подходил… Пришлось лезть через забор. Отец исчез, слуги сошли с ума.

– Все как здесь? – Алва говорил так, словно спятившие и исчезнувшие люди были для него делом обычным.

– Нет, – покачал головой Герард. – У отца спальня выстыла, как после зимы… Ну, как если бы в доме никто не жил. И в конюшне один денник выгнил совсем… И второй раз тоже…

– Значит, был и второй раз? – Рокэ оторвался от бархатцев. – Такие занимательные истории, Герард, нельзя держать при себе.

– Простите, монсеньор. Я не думал, что это может быть важно.

– Важным может быть все. Как и не важным. Так что случилось во второй раз?

– Отец вернулся. Мертвый. И увел Циллу… Это моя младшая сестра… То есть была сестра… Она ушла через окно, а спальня сгнила. Тогда мы и уехали в Олларию, к бабушке… Но и там тоже…

– Он пришел снова?

– Да, – Герард стал еще бледнее, – в Октавианскую ночь… Я с братом… Мама велела нам уходить по крышам, а он там стоял… Хотел нас забрать. Говорил, иначе нас сожгут…

– А вы, значит, не ушли?

– Нет… Мы его прогнали. Нас Дениза научила, наша с Селиной кормилица. – Юноша осекся, глядя на своего монсеньора, тот молчал. Герард немного поколебался и добавил: – Дениза говорит, выходцы не заходят, пока их не позовут. И еще они старого заговора боятся.

– Четверного? – переспросил Рокэ. – «Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было…»

– Да, – кивнул Герард.

– Больше капитан Арамона вас не трогал?

Парень покачал головой:

– Простите, монсеньор…

– Никогда не проси прощения, если не виноват, это неразумно, – светским тоном заметил герцог, но его мысли явно были где-то далеко.

– Я постараюсь, монсеньор.

– Надеюсь. Покаяния – удел ничтожеств. А теперь отправляйся к Скварца. Пусть Валме проводит госпожу в дом ее родителей и возвращается в палаццо Сирен. И не забудь объяснить, что делать, когда приходят выходцы.

– Слушаюсь, монсеньор.

Герард убежал, Алва по своему обыкновению провел руками по глазам. Подошел стражник и бестолково затоптался на месте, явно не решаясь тревожить столь блистательных особ.

– Готово? – ровным голосом осведомился Рокэ.

– Так точно.

– Что ты об этом думаешь?

Стражник выпучил глаза – пытался понять, шутит чужак или и впрямь спрашивает.

– Я, кажется, задал вопрос.

– Сглазили, – выпалил вояка, – как есть сглазили…

– Логично, – кивнул маршал, бросая бедняге золотой. – Ладно, иди. Такое дело надо запить. Только не благодари, ненавижу…

Стражник пулей бросился назад.

Рокэ Алва замолчал, прикрыв глаза и подставив лицо заходящему солнцу. Если б не талигоец, капитана Джильди теперь бы тоже искали и не могли найти. Алва знает больше, чем говорит, много больше.

– Монсеньор, – Луиджи почувствовал, что голос его дрогнул, – что это было? Что с Муцио, с этой коровой? Где они?

– Насчет Муцио я своего мнения не изменил, – талигоец пожал плечами и вновь занялся цветком. – Где Зоя Гастаки – не знаю.

– Знаете!

– Нет, – отрезал Алва.

– Разрубленный Змей!

– И он тоже, – Алва отбросил измятые бархатцы, блеснули синие молнии. И почему только Леворукого рисуют зеленоглазым?! – Я не демон и не святой, капитан Джильди! От того, что я расколотил «дельфинов» и прочел с полсотни старых летописей, я не престал быть человеком, а человек не в состоянии знать все. То, что очевидно мне, должно быть очевидно и вам, а мне очевидно, что есть вещи, которые мы уразуметь не в состоянии. Похоже, мы угодили в сказку, причем препаршивую. Вам с вашими кошмарами, Луиджи, я бы посоветовал ночевать на галере. Живая вода – хорошая защита. Лучше только огонь, по крайней мере так считалось в древности. Будем надеяться, это правда.