Вера Камша - Лик Победы

– Хорошо. – Кавалерист выглядел слегка растерянным. – Во имя Леворукого, чего ты опасаешься?!

– Излома эпох, – хмыкнул Алва. – Курт так доступно все объяснил. Впрочем, мне и впрямь не понравилась одна вещь.

– Только одна? – Эмиль с отвращением оттолкнул блюдо с изувеченными фруктами. – Я насчитал самое малое три. Тебя в одиночку отправили к Фоме, мы остаемся здесь, а из Олларии ни слуху ни духу. Лионель, конечно, предпочитает собственных курьеров королевским, но маменька Герарда не могла упустить оказию. Да и вообще, братец уже сорок раз должен был написать…

– Близнецы имеют обыкновение чувствовать друг друга, – заметил Вейзель. Марсель был готов поклясться, что артиллерист не только встревожен, но и доволен, что от его пророчеств больше не отмахиваются. – По крайней мере, так было в знакомых мне семьях.

– Если б у Лионеля были неприятности, я бы понял, – кивнул Савиньяк. – Я уверен, с ним все в порядке.

– С ним в порядке, но он не пишет. Зато пишет Сильвестр, и много. Курьер не жалел ни казенных денег, ни лошадей. Его высокопреосвященство среди всего прочего озаботился сообщить, что я отправляюсь в Урготеллу, но о том, что мне следует расторгнуть договор с Фельпом, ни слова. Письмо написано в ночь на двенадцатый день Летних Волн. Фердинанд подписал указы двенадцатого, нет сомнений, что они были готовы с вечера.

– А о том, что армия остается здесь, он написал? – внес свою лепту Марсель.

– Нет, но это подразумевается само собой. Капрас оставил недурной лагерь, обитатели славного города к нам весьма расположены, в Урготелле зимой отвратительная погода, да и солдаты заслужили отдых, а не новый марш… Кстати, Марсель, почему бы вам не составить компанию Эмилю? «Пантеры» будут в восторге, если вы их займете, пока дожи торгуются с дуксами.

Остаться в Фельпе? А что, вполне милое местечко – птице-рыбо-дуры для красоты, Франческа Скварца для души, София для тела и «Бравый ызарг» на всякий случай…

– Ну нет! – выпалил виконт. – Может, я всю жизнь мечтал увидеть урготеллские мистерии и герцога Фому? И вообще, Рокэ, я – офицер для особых поручений при вашей персоне, и я от вас ни ногой. Не надейтесь!

За «Влюбленной акулой» шел «Черный ворон» Джузеппе Рангони, а следом «Бравый ызарг». Не столь уж долгое пребывание Рокэ в Фельпе явно ознаменовалось новой модой в названиях кораблей. Приятно, как ни крути…

Вольный город отступал назад, превращаясь в набор цветных пятен. Прощай, птице-рыбо-дура, ты так и осталась девственницей. И быть тебе таковой вечно!

Марсель Валме блаженно потянулся и подставил лицо легкому ветру, убеждая себя, что жизнь прекрасна, а плыть по спокойному морю куда приятней, чем трястись в седле по пыльной дороге. Виконт не испытывал ни малейшего желания любоваться на обвалы и подлые озера, на дне которых, по словам Франчески Скварца, лежит погибший Гальбрэ.

Виконт так и не попрощался с женой пропавшего Муцио, и это было печально. Благородная дама, у которой исчез муж, должна скрываться от посторонних глаз и страдать. Красавица перебралась в палаццо Гампана и никого не желала видеть, правда, цветы приняла с благодарностью, если только благодарность не выдумал гран-дукс.

Франческа не походила ни на Марианну, ни на «пантер», ни на кислых домашних праведниц. Одетой она привлекала не меньше, чем раздетой, они могли бы стать друзьями, гулять, читать дурацкие легенды… Муцио тоже было жаль. Выжить в аду и угодить в ловушку в собственном доме, как это глупо и… подло. Конечно, в жизни всегда есть место подлости, но налетать на них чуть ли не каждый день? Увольте! Марселю вполне хватило дуэли в Нохе, вернее, того, что ей предшествовало. Алва скрытен, как Леворукий, но не нужно быть пророком, чтобы понять – маршала пытались убить, не вышло. А Муцио убили. Ариго и Килеан отправились в Закат, убийцы Скварца выражают надежду на его возвращение и изображают вселенскую скорбь… Мерзость…

За Монти-Остро «Черный ворон» повернул на запад, «Влюбленная акула» – на юг, а «Бравый ызарг» отсалютовал уходящим четырьмя холостыми залпами, лихо вспенил воду и помчался домой.

Галеру Дерра-Пьяве скоро скрыли полосатые скалы, но «Ворон» все еще виднелся среди невысоких зеленоватых волн, становясь все меньше и меньше. Марсель загодя разжился зрительной трубой и за какими-то кошками уставился на две высокие фигуры на корме. Капитан Рангони и генерал Вейзель…

Паршивая все-таки вещь – разлука, а бергер своей каменной физиономией и вовсе превратил ее в похороны. Савиньяк тоже мог бы поменьше вспоминать о том, что писем из Олларии по-прежнему нет. Кавалерист не хотел оставаться, вернее, не хотел, чтобы они разделились… Закатные твари, неужели они больше не встретятся?

На душе стало почти так же муторно, как перед взрывом Веньянейры. Ничего нет глупее, чем смотреть в спину уходящим, вечно лезет в голову всякая чушь. Марсель ощутил острую необходимость в собеседнике, и тут судьба послала ему Ворона. Алва медленно прошел по куршее и стал на носовой платформе, глядя куда-то вбок. Кажется, там находился юго-восток, но полной уверенности у виконта не было. Валме облокотился о борт рядом с маршалом и брякнул первое, что пришло в голову:

– Рокэ, вы когда-нибудь проигрывали?

– На войне и в карты – нет. Впрочем, я играю редко… Да и войны, которые мы ведем, далеки от совершенства.

– А чем вам не понравилась наша война? – возмутился Валме. – Савиньяк прав, это была преотличнейшая победа.

– Армия войны всегда бьет армию мира, – Рокэ все так же вглядывался в даль. – По крайней мере вначале. Это один из основных законов.

– Вечно вы говорите загадками! – взвыл виконт. – Я же не генерал какой-нибудь.

– Будь вы генералом, вы бы или замечали очевидное, или нет. Курт прекрасно знает, что получится, если к двум пушкам прибавить десять мортир, но сложить две армии с тремя урожаями, вычесть одного предателя и разделить на трех дураков он не в состоянии. То, что война – продолжение политики иными средствами, повторяют все кому не лень, но это чушь. Мира в Золотых землях нет уже круга четыре, а есть продолжение войны иными средствами. То бишь политикой.

– Мира нет, а армия мира есть?

– Конечно, правильней их назвать армиями политики, – Алва наконец соизволил повернуться к собеседнику. – Армиями, которые десятилетиями не воюют, а пугают чужих и вдохновляют своих. Это безобразие существует только в спокойное время и первые несколько дней настоящей войны, после чего гибнет. Выигрывает тот, кто ухитрится первым выставить армию, заточенную под войну, не приемлющую и не желающую мирной жизни. Обычно это лучше выходит у тех, на кого нападают. Страх за свой дом, обида и желание отыграться прямо-таки чудеса делают…