Аня Сокол - На неведомых тропинках. По исчезающим следам

Мы были здесь пленниками. Ими же и остались.

— Постарайтесь умереть тихо. — попросил Простой, не отрывая взгляда от глиняных останков Киу.

Пески дрогнули и пришли в движение. Застывшие стеклом ленты стали погружаться во влажную глубину. Я вскрикнула. Все заговорили разом.

— Помогите Хозяину в поисках исчезнувшего, и он вернет вам несуществующее. — как по писаному затараторил Мартын.

Он так давно хотел сказать эту фразу, что наверняка повторял ее в голове снова и снова, как приставучий припев глупой песенки. Удивило другое. Джин сказал почти то же самое:

— Помогите Хозяйке в поисках ушедшего, и она отдаст вам несуществующее.

Лишь я отличилась, выкрикнув первое, что пришло в голову:

— Не надо! Это не мы!

Ленты погрузились в грунт еще на сантиметр, ступни засыпало песком полностью.

— Как всегда, — посетовал неизвестно кому памятник, песок застыл, и мы вместе с ним, — не вы?

— Нет, — я говорила чересчур быстро, перепрыгивая с одного на другое, стараясь уместить в связный рассказ пришедшие в голову в полной темноте догадки, чаяния и выдумки. Я вывалила их на него, как ворох старой одежды, тогда как в голове билась одна мысль: пока он слушает, пески спят, пока он говорит — мы живем. — Это ваш Вестник. Он вызывал чистую воду, я ее слышала. Наверное, потому что тоже чистая. Я человек. У Радифа кайло Видящего — артефакт, что пробуждает источники. Вода шла за мной, потому что ее направляли. Вестник всегда знал, где я, знал, куда бить, знал на кого свалить вину. Но источнику не так легко пробиться сквозь цитадель, это ведь не просто стены и потолок, не просто замок? Не знаю, зачем вашему вестнику понадобилось уничтожать замок, но наверняка…

Я замолчала, вдруг вспомнив, как чистая вода в одно касание превратила мои артефакты в обычные безделушки. Цитадель устроена сложнее, но она все равно остается песком, наполненным магией.

Именно в этот момент, высказав вслух догадки, я вдруг поняла, насколько нелепо они звучат. Увидела всю неправильность произошедшего, Источнику все равно, что разрушать. Ему плевать на сложности мироустройства, как реке плевать на смену времени года. Она не перестанет течь даже подо льдом. Одно касание и вода вышла бы наружу, она не отступила бы, она не стала бы думать, она просто сделала то, для чего предназначена, а песок остался бы песком. Происходящее в замке Простого больше походило на пробу, на проверку возможностей, но никак не на стихию.

— Цитадель — это я, наорочи.

— Значит, он пытался убить вас, — не знаю чего было в голосе больше упрямства или желания доказать невозможное.

Прозвучавшее обвинение выглядело детской попыткой свалить вину на Петьку из первого подъезда, стеклом больше, стеклом меньше, ему уже все равно.

Я подняла взгляд на Мартына, лицо которого болезненно кривилось. Парень со злостью мотнул головой, ударился затылком о неровную стену позади и тихо зашипел.

— Простите ее, джараш, — уголки губ джина чуть подрагивали, словно он едва сдерживал улыбку. — Она человек и не понимает, что говорит.

— Я Джар Аш [7] Имеет место игра слов «джараш» — имеющий право приказывать, Джар Аш — первый демон, родоначальник рода (впер. с инописи). , — демон выпрямился, и произнес это рычащее слово не так, как Вестник или Евгений, а раздельно, будто каждая часть произносимого была важна сама по себе. — А она должна понимать, за что умрет. Я помню завет о праве приговоренного на знание, высказанный Кайором. Наверное, только я один и помню. Надо было ему рот зашить. Покажи, что у тебя в кармане, желальщик [8] Желальщик — пренебрежительное обращение к исполнителям желаний, к живущим чужими желаниями. .

Исполнитель желаний сунул руку под полу серой спецовки, извлек пузатую, обшитую кожей, флягу и протянул Простому.

«Право знать» — сознание зацепилось за эту вроде бы обычную фразу, в которой больше пафоса, чем смысла. Но что-то в ней было, что-то знакомое. Право знать — два слова, слышанные ранее и именно в таком сочетании, в таком контексте. Только голос был другой, чуть более насмешливый и небрежный. Я уцепилась за воспоминание, стараясь вернуться в прошлое, представить его как можно четче, ярче. Тембр голоса, движение губ, наклон головы, черные глаза, седые волосы. Староста Юкова, именно он говорил что-то о старых изжитых традициях.

Воспоминание было ярким, как вспышка. Сваар, приговоренный за то, что влез в отношения нелюдей накануне прибавления в семействе, уж очень сладкой оказалась их ярость. Не удержался, подтолкнул. В итоге четыре трупа и заложник, опьяневший от силы. Он тоже хотел знать, почему его казнят. За что? За его суть? За его природу? Бывший человек так и не понял, что даже нечисть не гадит в собственном доме.

Я помню ответ старика:

«Право знать соблюдали лишь святые, лишь ушедшие, нам так высоко летать грехи не дают».

Сказал и отмахнулся.

«Право знать» — закон тех, кто управлял этими землями до эпохи Единения. Демоны вышли из тени Высших и Низших только после их ухода. Вышли и прибрали к рукам пределы. Так почему Простой соблюдает закон, который давно никто не помнит? Или все дело в том, что помнит он?

Кирилл тоже говорил об этом. Говорил, что Простой лично беседует с приговоренными. С теми, кто должен умереть. С нами.

Когда хозяин востока двигался, его песочная одежда не натягивалась и не собиралась складками. Она выглядела монолитом. Продолжая держать на широкой ладони часть расколотого лица Киу, другой рукой мужчина взял флягу, большим пальцем раскручивая крышку на узком горлышке, пока та без единого звука не упала на песок. Простой поднес флягу к лицу, и на одно безумное мгновение мне показалось, что он сейчас хлебнет оттуда. Но он всего лишь вдохнул воздух. Выглядело абсурдно. Разве может песок ощущать запахи? Видимо, да, но не всякий, а именно этот, собранный в статую чужой волей, не имеющий ни органов, ни рецепторов, и все-таки чувствующий.

— Боль шамана, мед психаря, яд нелюдя, шкура заложника, кровь демона, — монотонно перечислил памятник и наклонил сосуд.

С горлышка сорвалась тягучая капля и упала на его ботинок. Песок тут же брызнул в разные стороны, словно там внутри взорвалась петарда.

— Выворотное зелье, — без эмоционально сказал целитель, — выворачивает наизнанку все, с чем соприкасается.

— Не вы? — устало переспросил демон.

— Но я его слышала? — глупее возражения не придумаешь, но другого у меня не было.

— Потому что он, — взгляд на джина, — позволял тебе слышать.

— Должен же был кто-то отвлечь Радифа, — не стал отпираться Евгений.

Да, все именно так, пришло запоздалое понимание, для этого он и пошел на сделку с Мартыном, для этого освободил его во время казни, мы всего лишь отвлекающий фактор, а никак не главные герои. «Жаль, что это ты», — вот, что я услышала от тюремщика накануне казни, но вряд ли он действительно сожалел. Перед глазами одна за другой вставали картинки: плачущая явидь — «они забрали мой яд», лягушачья улыбка лгуны и ее расползающаяся шкура, прикованный целитель, подающий руку тюремщику. Сбор ингредиентов — вот что это было.