Аня Сокол - На неведомых тропинках. По исчезающим следам

Экспериментатор дернулся, но было поздно, металл пришел в соприкосновение с кожей. Одно из звеньев наделось на скобу, и первое самое естественное движение, стряхнуть, сбросить цепь, пропало в туе.

Пашка с тонким девчачьим визгом налетела на восточника, толкая маленькими кулаками в грудь. Мужчина сделал шаг назад, споткнулся о ногу парня и стал заваливаться на спину. Его глаза вспыхнули магией, Пашка дернулась от боли, но не остановилась, снова ударяя целителя в грудь. Цель на ладони не дала мужчине сделать больше.

Восточник упал навзничь. Мартын тут же обхватил его ногами, фиксируя руками голову, и не давая подняться. Цепь вместе с зажатой в кулаке скобой оказалась зажата между мужчинами, и теперь артефакт пил силу из обоих.

Змея бросилась на целителя, сперва беспорядочно пиная все, до чего могла дотянуться, а потом прыгнула сверху и запустила когти в лицо. Обычные человеческие когти, но их хватило, чтобы вспороть кожу. Экспериментатор пытался отмахиваться свободной рукой, цепь звякала, глаза вспыхивали и гасли, наполняясь неверием, ругательства слились в один сплошной вой. Грязная драка зверей без правил, без сожалений и без намерения останавливаться. На краткий миг я порадовалась, что прикована стеклянными лентами к полу, что мне не надо влезать в это месиво. Подумала и отогнала трусливую, но такую удобную мысль.

— Я вскрою тебя и так, умник, — мстительно прошипела явидь, запуская когти глубже в лицо восточника.

Целитель ударил ее, дергаясь всем телом, стремясь сбросить с себя девушку и захват Мартына. Движения восточника напоминали пародию на гротескный вульгарный секс. Секс на грани боли и убийства.

Так-так-так-так, — отбивал груз на стальной полоске и все подчинялись этому странному ритму.

Пашка, не удержавшись, лизнула вымаранные в крови восточника пальцы, скривилась, как от лимона и ударила уже кулаком. Хрустнул нос, голова мужчины запрокинулась.

Мартын держал, а она била. В исступлении, снова и снова, как еще недавно хвостом, пока хриплый рев, вырвавшийся из разбитых, расплющенных губ восточника не отрезвил всех, даже меня, зачарованно провожавшую глазами каждое движение, каждый удар, каждую стекающую каплю крови. Беспомощный крик вернул упивающуюся болью нечисть в реальность, в которой мы по-прежнему были приговоренными пленниками, а он целителем ближнего круга Простого.

— Убей! — прорычал парень.

Пашка огляделась и, чуть сместившись, потянулась к валявшейся на полу скобе. Мужчина тут же ударил ее в бок рукой, девушка зашипела. Я подхватила железку и толкнула. На ладони остался кровавый отпечаток и кусок плоти, выдранный вместе с инструментом из щеки Мартына, но впервые мне было на это наплевать. Кровь больше не пугала.

Тонкие пальцы со сбитыми костяшками ухватились за окровавленное железо. Змея повернулась и дала восточнику сдачи.

Скоба вошла острым концом целителю в мясистую ляжку. Мужчина низко зарычал, заглушая равномерный стук маятника, заглушая победный крик явиди и шуршание песка под их сплетенными телами.

В руках девушки инструмент не торопился раскаляться, но вполне сгодился в качестве шила. Змея выдернула железку и ударила в корпус, в правое подреберье. Металл вошел в плоть сразу на десяток сантиметров. Звук был очень похож на тот, с которым вилка входит в жесткое мясо, тихий треск разрывающихся волокон. Рык перешел в булькающий хрип. Рука восточника безвольно упала, ладонь задрожала и разжалась.

Целитель тяжело дышал, глаза под веками бешено вращались, продолжая гореть, но цепь послушно впитывала магию. Мы выиграли несколько секунд, а в драке с нечистью это равнозначно вечности.

— Хорошо, — похвалил поднимающуюся Пашку парень, отталкивая бессознательного восточника, — а теперь сними с меня ошейник. Не руками, — одернул он, потянувшуюся к кандалам явидь. — Железка подойдет не хуже.

В какой момент это произошло? В какой момент они поменялись ролями? Молодой парень и взрослая нелюдь, у которой уже есть змееныш? В тот самый, когда она беспомощно раскачивалась взад и вперед на куче песка? Когда осознание неполноценности превратило ее в растерянную девочку?

Пашка ухватилась за скобу, и та с чмоканьем вышла из тела мужчины. По телу восточника прошла судорога.

— В соединяющее кольцо, — направлял действия Пашки молодой целитель.

Явидь продела окровавленный конец в небольшое звено, соединявшее две половинки массивного круга на шее Марта, и потянула. Железо заскрежетало о железо, концы ошейника чуть разошлись.

— Нужен упор, — сказал парень, поворачивая голову к стене.

Пашка тут же приставила уголок скобы к светлому камню и надавила. Ушко разошлось сразу на треть своего диаметра. Посыпался песок. Мартын перехватил импровизированный рычаг и дернул со всей силы. Звено выскочило и, тихо звякнув о пол, исчезло в пыли. Ошейник распался на два массивных полумесяца. Парень облегченно выдохнул и зажмурился.

— Препоганая штука, — прошептал он. — Надо Аррко подарить к выпуску, — и горько расхохотался.

Каким же далеким сейчас казался его сокурсник — черт из filii de terra, как и вся Земля детей, как и все ее обитатели.

Произошедшее следом было в какой-то степени ожидаемым, но от этого не менее страшным. Парень посмотрел на восточника, настал его черед улыбаться, зло и цинично, становясь разом похожим на Константина. Сила, больше не сдерживаемая артефактом, устремилась к противнику. Глаза целителя востока вдруг распахнулись, рот широко открылся в оскале. Меж посиневших губ не прорвалось ни звука, но я знала, что он кричит. Не раз видела, как воют от боли, орала сама, а потому знала.

Скулы мужчины заострились, выделяясь, очерчиваясь тенями провисающей кожей. Лицо вытянулось, потерявшие силу руки съежились, мышцы усохли, кожа пошла морщинами. На полу лежал уже не мужчина, а глубокий старик. Впалая грудь под ставшей свободной рубашкой с трудом поднялась и опала, поднялась и… замерла.

Так-так-так-так, — частил маятник.

Глаза незряче моргнули, веки застыли, прикрыв мутные белки. Металлические звенья цепи съехали со съежившейся ладони, открывая взгляду старческую в пигментных пятнах руку. За пять секунд он состарился на пять веков. Младший целитель заставил его состариться.

Мартын отпихнул ногой ставшее легким тело, на лице парня не осталось и следа страшной раны. На нетронутой ровной коже играл немного лихорадочный румянец. Я видела такое раньше, таким же ко мне вышел его отец из того желтого дома на холме, дома, где он убил Вестника и Веру, и теперь я знаю как. Парень взвесил в руке скобу, словно приноравливаясь к тяжести, и вдруг поднес испачканную в крови целителя востока железку к перетягивающей грудь стеклянной ленте. Та послушно осыпалась песком на его и без того грязное тело. Мартын поднял скобу к лицу, словно намереваясь воткнуть себе в глаз, коснулся фиксирующего лоб ленты, и наконец освободился.