Юлия Пушкарева - Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

Я видела бородатого гнома за работой. У него были тёмные глаза и родинки на морщинистых щеках, а руки - умелые и мозолистые. Я видела, как он подбирает сапфир из тех, что собрал в шахте его сын, а отшлифовал внук. Как он стачивает его края для оправы. Как в тигле плавится серебро, как на наковальне одно за другим рождаются крошечные звенья...

Думаю, я видела прошлое кулона. Не знаю, как такое возможно: я словно влезла в голову этого гнома-мастера, имени которого не знаю. Точнее, агха - слышала, что гномы предпочитают называть себя так... Или, может быть, влезла в память камня?

Что за чушь - откуда у камней память?..

В одном не сомневаюсь. Ювелир в Академии не солгал дяде Горо: кулон и правда гномьей работы.

Наверное, я сказала это вслух, потому что мама удивилась.

"С чего ты взяла, Уна? Гномы очень редко торгуют с нами. В последние годы - думаю, почти никогда. По крайней мере, открыто... Лучше уж им сидеть у себя, под Старыми горами, и не беспокоить людей. Ты слишком взрослая, чтобы верить в сказки".

Я сделала вид, что соглашаюсь. Расскажи я о том, что видела, - и мама бы точно решила, что я больна.

"Ну, доброй ночи, дорогая", - вскоре сказала мама. Я видела, как потух её взгляд: прилив нежности прошёл, и она торопилась уйти. А мне стало страшно, что сны о войне и магии придут снова. Мне и сейчас страшно.

"Посиди со мной ещё, - попросила я. - Расскажи мне что-нибудь... Пожалуйста".

Мама улыбнулась - как-то натянуто.

"Что рассказать? Уже поздно, и я тоже устала".

"Что угодно. О Великой войне, например. Как она началась? Почему даже профессор Белми не хочет говорить со мной об этом?"

Она нахмурилась - как всегда. Я уже знала, что она ответит.

"Я сама мало что знаю об этом, Уна. Это мужские дела и вопрос к дяде Горо... Но тебе вообще ни к чему знать о таких ужасных вещах. Спи спокойно".

И мама ушла, как будто ей опять стало неприятно быть рядом со мной. Я давно замечаю, что временами ей это неприятно; в такие моменты она спешит уйти или отвернуться.

Или, возможно, дело в вопросе о Великой войне? Хотелось бы. Не знаю.

Свеча на моём столике догорает, скоро превратится в лужицу воска... Я должна лечь.

Почему так странно покалывает кончики пальцев?..

Запись семидесятая

Торжественный вечер: только что я перерыла последнюю полку в библиотеке - одну из самых высоких. Ни книги, ни свитка о Великой войне. Придётся смириться с тем, что в Кинбралане я ничего не узнаю.

Я уже давно веду записи не каждый день, но эта тетрадь заканчивается. Нужно будет завести новую.

Сегодня утром я слышала первую капель. А под крышей над моей комнатой ласточки вьют гнездо. Хорошо, что наступают тёплые дни - хотя и зимы мне немного жаль...

Я уже загадала, что решусь проведать могилу дедушки, когда снег сойдёт до конца. Мне хочется сходить в склеп одной.

Вчера снова случилось кое-что необычное. Кажется, я начинаю к этому привыкать и почти не удивляюсь. Когда в последний раз я удивилась - или, тем более, испугалась? Пожалуй, в тот день, когда на Делле, жене конюха, загорелось платье... По-моему, здесь я ещё не писала об этом. Мне до сих пор стыдно.

Наместник Велдакир тогда устроил турнир в Академии - в честь рождения у короля сына-первенца. Дядя Горо прямо расцвёл, получив эту новость: засиделся за зиму. Даже достал точильный камень и упражнялся с мечом во дворе (мне почему-то кажется, что не очень успешно)... В конюшне он подбирал лошадь для поездки. Я увязалась за ним - хотела повидать Свирепого и Ворону. Дядя Горо считает, что Ворона сильно сдала; а ведь когда-то на ней - жеребёнке - меня учили ездить верхом... Неважно.

Я кормила Ворону ячменными сухарями (она по-прежнему к ним неравнодушна), когда в конюшню пришла Делла. Пришла не одна, а с Бри - точнее, она волокла его за собой, схватив за ухо... Скрутила двумя пальцами - как только она умеет - и за что-то отчитывала. Бри ей не сын и вообще не родственник, но Делла - гроза всех слуг в замке; я знаю, что и Бри, и Эльде от неё доставалось. Делла считает, наверное, что мать Бри слишком мягка с ним.

Она долго не замечала нас с дядей Горо. Всё вопила на несчастного Бри и выкручивала ему ухо (уже и без того красное), хотя он уже почти взрослый и скоро может стать главным поваром, а так выкручивать уши допустимо только маленьким детям, разве нет?.. Насчёт повара - я, конечно, погорячилась. Ещё есть вероятность, что всё-таки мечта Бри сбудется и он уедет в Академию, чтобы наняться к кому-нибудь в подмастерья... Бри всегда хотелось жить в городе.

Если вкратце, я разозлилась на Деллу - что бы там ни натворил Бри. Я разозлилась так, что на секунду представила... Ну да, я представила именно то, что случилось. Подол платья Деллы ярко вспыхнул и загорелся - просто так, сам собой. Она выпустила Бри и с проклятьями кинулась к бочке, где конюх держит воду для лошадиных поилок. Дядя Горо долго хохотал; он сказал, что Деллу покарал бог Шейиз, и поделом.

А мне стало страшно. Я ведь просто подумала об этом - подумала и захотела , не вдаваясь в размышления... Что случилось бы, если бы рядом не оказалось бочки с водой? А если бы на месте Деллы был кто-то другой - профессор Белми, или дядя, или мама?

Совпадение? Не думаю. По крайней мере, у меня опять ныли виски и немели кончики пальцев - всё как в те, другие разы.

Ну вот, я записала это. Я ужасный человек.

Теперь - о том, что произошло вчера на моём любимом чердаке, в бывшей голубятне...

Увы, в следующий раз. Мама прислала за мной свою служанку - зовёт в покои отца, чтобы прочитать какое-то "важное письмо" от лорда Каннерти.

Раньше при мне никогда не читали письма от взрослых. Только от тёти Алисии - но она пишет редко, потому что терпеть не может этого делать... Значит, случай в голубятне подождёт. Жаль. По-моему, осмыслить какое-нибудь событие гораздо проще, если изложить его на бумаге.

Запись семьдесят первая

Даже не знаю теперь, что важнее - случай в голубятне или то, что мне сообщили в отцовских покоях. Скорее второе, потому что очередное видение о прошлом (пускай такое прекрасное и жуткое) вряд ли способно изменить (причём не в лучшую сторону) всю мою жизнь... Я чувствую столько всего сразу, но главным образом злость. И ещё обиду.

Почему мне ничего не сказали раньше?!

Не могу поверить. То есть - нет, я, конечно, могу поверить. Это вполне правдоподобно и правильно, и, наверное, это всегда и делается примерно в моём возрасте, по крайней мере в Ти'арге, но...

Но это же я. Уна. И мои родители, которые ни слова не сказали мне о своих планах. Просто мама всю зиму после похорон дедушки обменивалась письмами со старым лордом Каннерти из Каннерана, с его женой и сыном, со всей его семьёй. И они договорились. Ну разумеется: никто не умеет договариваться лучше, чем мама. Думаю, все они уже уверены, что породниться с Тоури - это самая великолепная участь в Обетованном.