Фриц Лейбер - Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 2

Рилл кормила Гейл горячим супом:

– Ешь его скорей, пока не остыл! Вот умница. Ах ты господи, да ты вся точно ледышка! Немедленно марш под одеяло! И спать, ты же с ног валишься. Марш, марш, никаких разговоров. – И она увела не слишком-то сопротивлявшуюся девочку в палатку.

Сиф все еще в каком-то недоумении рассматривала кинжал, беспрестанно крутя его в руках, так что его лезвие время от времени ярко вспыхивало в свете костра.

Старый Урф задумчиво произнес:

– Когда Кхакхта-завоевателя похоронили заживо, связанного и в полном вооружении, за предательство, а потом оказалось, что его обвинили напрасно, и труп его был отрыт, оказалось, что все его кинжалы лежат в разных местах, далеко от тела, – вот как сильна была его ненависть.

Пшаури сказал:

– А я думал, что Кхакхт – это ледяной дьявол островитян, а не верховный вождь минголов.

Некоторое время спустя последовал ответ Урфа:

– Великие воины после смерти становятся дьяволами для своих врагов.

– А иногда и для собственного народа, – ввернул Гронигер.

Скаллик спросил:

– Но если Кхакхт смог заставить свои кинжалы двигаться под землей, да еще так далеко, почему же он тогда не велел им перерезать свои путы?

Рилл вернулась из палатки с целым ворохом девчоночьей одежды в руках. Развесив вещи для просушки, она заняла место подле Сиф и сказала:

– Я ее раздела догола и уложила в самый теплый уголок постели, поближе к илтхмарке. Та было проснулась, но тут же снова вернулась в страну снов.

Выдержав паузу, Урф объяснил:

– Узы Кхакхта были выкованы из несокрушимого железа.

Размышляя вслух, Гронигер произнес:

– Я могу понять, как плащ Мышелова оказался в земле, когда того потащило вниз, – он ведь не был скреплен с остальной его одеждой. И должно быть, то же самое произошло и с кинжалом: пока кто-то… или что-то тащило его вниз, рукоятка могла зацепиться за что-нибудь, и кинжал постепенно вылез из ножен.

– Но ведь тогда нож остался бы в земле вертикально, лезвием вниз, разве не так? – вновь спросил любопытный Скаллик.

Матушка Грам перебила его:

– Без черного колдовства тут не обошлось. Вот почему кинжал покинул своего хозяина. Железо не повинуется власти дьявола.

Скаллик продолжал, обращаясь к Гронигеру:

– Но кинжал лежал горизонтально, когда его нашли. Тогда если его, как ты говоришь, тащили, то уже не вниз, а в сторону, туда, куда и указывает лезвие кинжала. Значит, мы копаем не правильно, надо копать вбок, а не вниз!

– О боги мои! Ну почему мы не можем узнать, что именно происходило с ним там, под землей? – застонал Пшаури. Отчаяние, владевшее им прежде, вновь отразилось в его голосе и лице. – Быть может, он вытащил кинжал, чтобы сразиться с чудовищем, увлекавшим его вниз, вырваться из его тисков? Или же кто-то еще напал на него и оружие понадобилось ему для защиты?

– Как бы он смог сделать то или другое, будучи со всех сторон стиснут землей? – возразил Гронигер.

– Ну как-то смог! – парировал Пшаури. – Скажи лучше, почему кинжал так и остался лежать в земле? По собственной воле с Кошачьим Когтем он не разлучился бы ни за что в жизни, в этом я уверен.

– Может, он был без сознания, – предположила Рилл.

– А может, кто-то третий напал и на него, и на того, кто его тащил, – подал идею Скаллик. – Мы ведь и представления не имеем о том, что происходит под землей.

Чем дольше Сиф разглядывала кинжал, тем больший и больший ужас выражал ее взгляд. Наконец она не выдержала:

– Хватит ломать головы и надрывать сердца бесплодными догадками! – Она вынула из своей сумки плащ Мышелова и, тщательно завернув в него кинжал, передала аккуратный сверток матушке Грам со словами:

– Я не могу думать, глядя на него. На, спрячь куда-нибудь.

И тут же эта маленькая одетая во все белое женщина, которую еще минуту назад терзало жестокое горе, разительно переменилась. Легко вскочив со своего места у огня, она обратилась к Пшаури:

– Следуй за мной, лейтенант. Мы возьмем Усмиритель Водоворота, привяжем его на бечевку и пойдем с ним туда, куда показывал кинжал, – так люди ищут воду с помощью лозы. Он поможет нам понять, отклонялся ли Мышелов от прямого пути в своем путешествии сквозь землю, и если да, то в какую сторону. – Она послюнила палец и, на секунду подняв его над головой, продолжала:

– Пока мы растравляли себя суеверными страхами, ветер утих – а это нам на руку: если из моей затеи что-нибудь выйдет, то мы не будем сомневаться в ее результатах, думая, что это ветер раскачал бечеву. И держать бечеву будешь ты, Пшаури, потому что, как ни трудно мне это признать, ты лучше всех чувствуешь присутствие Мышелова.

Хотя вид у него поначалу был удивленный и недоверчивый, готовность, с которой бывший вор вскочил на ноги, выдавала облегчение, которое он испытал при словах Сиф.

– Конечно, госпожа моя, ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Что я должен делать?

Она объяснила, и они оба двинулись к яме. Остальные смотрели им вслед. Немного погодя Скаллик и Рилл поднялись на ноги и пошли за ними, а еще минуту спустя к ним присоединился и Гронигер. Но старый Урф и матушка Грам – а также Снегоход и еще один ездовой пес, также выпряженный из повозки, – остались у огня.

Из ямы показалось до краев заполненное ведро. Когда его содержимое было рассыпано по поверхности, Пшаури опустился на колени у самого края и, привязав к решетчатому кубу кусок морской бечевы, обнаруженной им в поясной сумке, опустил маятник в яму, держа его большим и безымянным пальцами левой руки.

Сиф встала напротив, укрыв его плащом от возможных порывов ветра, хотя никакой необходимости в этом уже не было. Холодный воздух был неподвижен.

Но импровизированный маятник не проявлял никаких признаков жизни: он не качался ни взад, ни вперед, как это положено маятнику, ни даже по кругу.

– И вибрации я тоже не чувствую, – шепотом сообщил Пшаури.

– Сиф вытянула указательный палец и с некоторой опаской положила его на соединенные большой и безымянный пальцы, удерживавшие маятник. Через три удара сердца она кивнула, подтверждая его слова, и предложила:

– Давай попробуем с другой стороны.

– А почему безымянный палец и левая рука? – полюбопытствовала Рилл.

– Не знаю, – озадаченно отвечал Пшаури. – Безымянный палец самый чувствительный, – может быть, поэтому. А левая рука лучше всего подходит для всякого волшебства.

Услыхав это, скептически настроенный Гронигер хмыкнул.

Фафхрд и Афрейт продолжали усердно копать и просеивать, так что яма углубилась уже на целый фут. Нагнувшись над ней, Сиф объяснила, что именно они с Пшаури задумали:

– А потом мы начнем двигаться отсюда по спирали, все время расширяя круги и останавливаясь на каждом втором-третьем шаге. Как только мы получим отчетливый знак – если получим, – я дам вам знать, – закончила она.