Дмитрий Казаков - Я, маг!

Когда разжигал костер, в лесу вокруг холма парила тишина, лишь едва слышно шумела речка да где-то далеко гукал филин. Пламя занялось сразу, облизнулось ярко-алым языком и принялось с треском пожирать дрова.

Когда серый ком шлепнулся на угли, от него потек сладковатый, дурманящий, но в то же время приятный запах. Вскоре все заволокло белым дымом, а Харальд неожиданно перестал ощущать собственное тело. Нет его, и все, словно стал бесплотным созданием, столь же легким и текучим, как туман.

Сквозь закрытые веки Харальд видел одновременно весь рисунок, даже те части, что за спиной. Линии светились едва заметно, белым и каким-то мертвенным светом, как гнилушки.

Но едва с губ мага сорвались первые звуки заклинания, гигантский чертеж вспыхнул ярко-желтым. Яичного цвета пламя с легким шорохом взметнулось на высоту около полусажени и застыло,

В такт словам заклинания рисунок пульсировал, а когда Харальд закончил вступление, то сияние замерло, застыло, став чем-то вроде диковинного строения, невысокого лабиринта без проходов между комнатами и залами.

Все шло как надо, и, облизнув пересохшие губы, маг перешел к вызову стихий. Запах благовония стал привычен, чувство невесомости тела пропало, и, когда Харальд воздел руки, они показались неимоверно тяжелыми.

Обращенные на полночь слова вызвали шевеление в северной части большого круга. Земля причудливо вспучилась уродливым горбом, из которого начала расти колонна темно-синего цвета, толстая, словно туловище великана. Если в первом своем ритуале Харальд видел внешний облик стихий, то теперь он обращался к самой их сути, которую может выразить разве что цвет, да еще символ Истинного Алфавита...

Когда синяя колонна достигла высоты примерно в десяток саженей, раздался глубокий вздох, столь мощный, словно вздохнула сама земля. Твердь ощутимо поднялась и опустилась, и Харальд замолчал. Запах моря, соли и водорослей, такой непривычный здесь, лез в ноздри, говоря о том, что эта часть обряда прошла успешно.

Отрывая от земли тяжелые, будто каменные ноги, Харальд повернулся лицом к восходу, который, правда, придет еще не скоро. Именно на востоке имеет исток стихия Воздуха, переменчивая, неуловимая, безжалостная,..

Столб, растущий в небеса с пронзительным шелестом, был светло-желтого цвета. По его поверхности бежала легкая рябь, и сам столб раскачивался, вихляясь, словно танцовщица. Достигнув верхней точки, он спазматически вздрогнул и замер, согнувшись, как тростинка под ветром. Шелест стих. Над развалинами распространился легкий аромат цветов...

Поворачиваясь к югу, Харальд на миг прислушался к продолжающему жить обычной жизнью лесу. Река шумела, но в остальном царила полная тишина. Филин, похоже, бежал, устрашившись магии.

Усмехнувшись собственным мыслям, Харальд принялся читать обращение к Огню. Повинуясь ритмичным, странно звучащим словам, появилась на свет колонна, свитая из ярко-алых струй. От нее исходило мощное гудение, словно сразу сотня майских жуков вздумала поработать крыльями над самым ухом Харальда. От рдяного столпа шел ощутимый запах гари...

С Землей получилось проще всего, несмотря на все сильнее давящую усталость. Зеленая колонна ползла вверх быстрее прочих, хоть и издавала при этом чавкающие неприятные звуки. От нее пошел очень сильный аромат сырой плодородной земли, чернозема.

К Верхнему миру пришлось обращаться, задрав голову. Очень неудобно, затекает шея, начинает болеть голова. Но иначе никак, в любом другом положении слова заклинания не будут «услышаны».

В черном как деготь небе, подчиняясь воле мага, постепенно проявился и стал наливаться серебристым свечением огромный крест. Концы его дрожали, словно на ветру, а из самой середины лился тонкий, едва слышный хрустальный перезвон. Когда Харальд закончил, крест лег огромным телом на четыре стихийные колонны, и те ощутимо просели, словно под настоящей тяжестью.

Шестую силу Харальд вызывал, будучи уже на пределе сил. Руки дрожали, язык заплетался, как у записного пьяницы, а в голове поселилась холодная пустота – верный признак перенапряжения. Земля под ногами исчезла, а висеть над черной бездной, откуда доносится мощный рокот, – не самое приятное ощущение.

Из тьмы постепенно проступил крест – двойник верхнему, только черный. Он беззвучно выплыл из рокочущего провала и своеобразным фундаментом подпер магическое строение из четырех столбов.

Светился золотом чертеж вокруг, и в звенящей в ушах тишине посетила вдруг Харальда крамольная мысль. «Зачем я делаю это? Для чего мне этот замок, эта война, месть?» – подумал он, обливаясь холодным потом. Лишь жжение в ладонях, напомнившее о том, что долго держать заклинание в напряжении, как и тетиву лука, нельзя, позволило сосредоточиться.

Он глубоко вздохнул, отгоняя сомнения, и начал финальную часть заклинания. Пока говорил, кругом ничего не менялось, молчал лес, дрожало в напряжении чародейское сооружение – ставшее видимым заклинание.

Зато когда было произнесено последнее слово, все пришло в движение. Словно невиданной силы вихрь закрутился вокруг мага, ломая и смешивая казавшиеся несокрушимыми колонны. Раскинув руки, Харальд стоял в центре бури. Его трясло, мотало, словно в водовороте, но он упорно стоял, не давая стихиям сбить себя с ног.

Из корчащегося, как полураздавленный червь, холма, словно зубы из десен, лезли стены замка, ровные, толстые, словно только что сложенные. Прямо перед Харальдом диковинным стеблем прорастал донжон. Стоял жуткий шум. Свистел ветер, грохотала вода, ревел огонь и стонала земля, создавая дикую какофонию, что легко свела бы с ума обычного человека.

Но Харальд стоял. Прокусив губу до крови, он успел еще увидеть, как начинает гаснуть, таять, как лед на весенней реке, магический круг со всеми его фигурами. Только когда последняя линия перестала светиться, маг позволил себе упасть в обморок.

Когда очнулся, было утро. Небосвод сиял голубизной, обещая теплый день, беспечно свистели где-то птицы, но вокруг был уже не голый холм, покрытый лишаями руин, а могучее, хоть и небольшое, укрепление. Грозно торчали зубцы на десятисаженных стенах, двойные ворота выглядели непреодолимыми для любого тарана.

С трудом Харалъд поднялся, встряхнул тело, больше похожее по состоянию на мешок со слизью, и двинулся к воротам, оказавшимся открытыми; мост за ними был соответственно опущен. За стенами обнаружился запланированный ров. Вода из реки успела заполнить его и весело колыхалась под легким ветерком. Наклонившись, Харалъд разглядел даже свое отражение, встрепанное и поникшее.

Решив осмотреть замок со стороны, Харальд отошел саженей на двадцать. Поднял глаза, и обомлел: над донжоном колыхался, демонстрируя себя во всей красе, флаг. Белый, как снег, как молоко, как свежевытканное полотно.