Алексей Федорочев - Лестница в небо

В целом операцию и ее результат оценил на слабую троечку: от крайне опасного типа избавился, придуманный способ проверил, но при этом почти ничего нового кроме самых мелочей не узнал. Смерть свою Мохов, с моей точки зрения, заслужил, но к пониманию ни на йоту не приблизил.

А на очередной встрече Полина Зиновьевна огорошила меня «радостной» вестью — в начале мая в Петербург собирался прибыть Павел Потемкин. Проблема неприятного, а посему постоянно откладываемого разговора с матерью встала в полный рост.

Для полного счастья, тем же вечером заглянув в офис «Кистеня», узнал, что Ефим Большаков и его приятель Евгений Новиков собрались увольняться. Эти эпические… не знаю кто!.. решили, что восстановлению источника жениха моей матери способствуют риск и адреналин, посчитали уровень получаемого у нас недостаточным — ведь у Евгения источник до сих пор так и не проклюнулся! — и подали заявку на участие добровольцами в экспедиционном корпусе! Рядовыми! Ну не болваны ли?!

Скорбеть по отцу Константин как ни старался, но не мог — давно уже смирился. А чем больше времени проходило с момента отказа Александра Третьего от всего мирского, тем дальше расходились их взгляды. Порой императору казалось, что в стенах монастыря отец постепенно превращается в больное чудовище, и лишь молитвы иноков ограждают их всех от рек крови, что жаждал пролить его предшественник. Еще иногда проскакивала совсем крамольная идея, что тот теракт на Дворцовой площади, совершенный группой неодаренных и оттого оппозиционно настроенных студентов, сослужил их Отечеству неплохую службу, отстранив радикального правителя от престола. Впрочем, надо отдать монарху должное, мысль сия посещала его отнюдь не часто, а Потемкина-старшего и некоторых других одиозных личностей императору было ничуть не жаль. Но все же, выслушав от Тихона Сергеевича анализ деятельности созданного отцом филиала ПГБ, а на деле — куцего преемника Тайной канцелярии, государь остался недоволен:

— Подумать только! Двадцать лет работы, десятки сломанных судеб, а все для чего? Чтобы поймать потенциального вора за руку? У меня сейчас целый научный институт бьется над этой задачей, обещают вот-вот ее решить, и стоило ли городить все эти махинации?

— У меня нет такой веры обещаниям уважаемого господина Грушина, государь. Над задачей они работают уже много лет, а результатов мы не видим и вряд ли увидим в ближайшее время. Была бы их группа хоть сколько-нибудь близка к открытию — не преминули бы похвастаться, а они, насколько мне известно, до сих пор только деньги клянчить мастаки, — мягко возразил хозяину кабинета Милославский.

— И что, ты считаешь эту трату ресурсов оправданной?

— Константин Александрович, я не вправе давать оценку действиям третьего отдела, это можете сделать только вы, мне они подчинялись лишь номинально. Но зато я ясно вижу, как промахнулись и мои и ваши аналитики: Потемкины вот уже много лет как балансируют на грани банкротства. И не в последнюю очередь благодаря действиям как раз того самого третьего отдела. Каковы бы ни были раньше их амбиции, все их усилия уже давно сведены к отчаянной попытке не скатиться с вершины. А сейчас, отобрав у них долю в Камчатской концессии — я ни в коем случае не осуждаю решение вашего величества, а просто констатирую факт, — мы поставили их даже не на грань, а за грань отчаяния. Им просто не вытянуть их производства в имеющихся условиях.

— Тихон, ты же знаешь, я не могу ни вернуть им долю в концессии, ни увеличить квоту, меня просто не поймут! Мне плевать и на Гордеевых, и на потемкинских ублюдков, но те же Волковы потребуют для себя таких же условий, а их мы наказали не меньше! — Поддавшись злости, император хлопнул по столу рукой, оставляя на столешнице обугленный отпечаток ладони. «Дворцовая служба опять будет судачить о моем настроении!» — мимолетно успел он подумать.

— Значит, они пойдут на дно и спровоцируют государственный кризис, — безэмоционально резюмировал советник.

— И что ты предлагаешь? — Еще один след украсил поверхность стола. Как знал император, такие испорченные доски удачно пристраивал его камердинер — иметь у себя оттиск царской ладони многие дворцовые лизоблюды почитали за честь. — «Идиоты!»

— Как ни прискорбно это признавать, но для Павла Александровича уже все кончено. Мои аналитики — а теперь их выводы подкреплены также данными третьего отдела, и я склонен им верить — все как один утверждают, что даже если ему будет оказана помощь, то он все равно не отступится от своей идеи, тем более что инструмент достижения цели в его руках уже есть. Его братья на этом посту будут смотреться еще бледнее, а Михаил еще мал. Вам придется взять под опеку их клан до совершеннолетия наследника, — озвучил свои выводы глава Приказа.

— И получить в нагрузку все их проблемы! Как ни крути, а чтобы не спровоцировать кризис, я все равно вынужден буду тратить казну! И снова все вернется на круги своя: Волковы взвоют, Горевы обидятся, а Гагарины заклюют. — От получившегося каламбура император невесело усмехнулся. — А Павла жаль…

— Жаль вора и сына вора и смутьяна? Не узнаю вас, государь!

— Вора не жаль, но, согласись, украсть он еще не успел, а я его помню еще маленьким…

— Не стоит жалеть. У меня есть еще вариант. Казну потратить все равно придется, но Волковым и иже с ними рот можно будет закрыть.

— Любопытно…

— Тот мальчишка, на которого у Павла вся надежда, — он его сын, это точно подтверждено. Официально они его не признали, но под крылышко взяли. Вы его, кстати, возможно, и видели; Задунайские его тоже привечают, даже дочь думали за него сосватать, но что-то не сложилось — звезды, наверное, — рискнул пошутить Милославский.

— Господи… Тихон, вот юнцов я только не запоминал! Если бы кто-то обратил на него мое внимание, тогда да, а так…

— Не обратил: тогда у меня этих данных не было, — повинился глава Службы безопасности.

Император с любопытством посмотрел на него:

— А ты, что ли, знаешь его?

— Знаю, государь. И даже была мысль забрать его к себе на службу. И кто знает — может, воспитал бы из него себе преемника.

— Вот как? У тебя же другой кандидат есть — мне докладывали… — Константина заинтересовали слова давнего соратника — тот редко кого хвалил.

— И тот, и этот, и еще пара десятков всех возрастов. Самородков хватает. Но вы, Константин Александрович, скорее всего, имеете в виду последнего, который, кстати, его названый брат. Внук Васильева-Морозова, хотя сомневаюсь, что вы этого не знаете. Но уверяю, этот был бы лучше. Не сейчас, конечно, а вот лет через пятнадцать, пройдя все круги нашей службы…