Алексей Федорочев - Лестница в небо

— Возможно, в твоих словах есть рациональное зерно…

— На случай, если вас заинтересует подобная работа — вот моя визитка.

— Так совет все-таки небескорыстный? — ехидничает Большаков, разглядывая врученную картонку.

— Смотрите шире: про то, что я сын Дарьи Дамировны, я не соврал, эта информация легко уточняется у самой целительницы. А где еще у вас появится возможность повлиять на мое мнение в свою пользу? Дмитрий когда еще появится, а я — вот он, и, заметьте, я — младший и любимый сын.

— Это, конечно, аргумент! — Последние доводы пилота позабавили.

— Я не сомневался, что вы правильно оцените мои слова! — смеемся вместе. — Подумайте. А пока — до свидания.

— Подумаю. Рад был знакомству.

В вербовке я не особо силен, с предыдущими офицерами разговор строился на другом, но крючок заброшен, а клюнет или не клюнет — тут придется положиться на судьбу и отчаянную веру этого мужчины в чудо.

Забегая вперед, скажу, что Ефим Наумович пришел к нам через две недели и привел своего пострадавшего товарища. На что он потратил это время, догадаться нетрудно: проверял сказанное мною, а также наводил справки обо мне и о «Кистене», не забывая вытаскивать матушку на свидания. И если о деятельности нашего агентства поверхностную информацию и слухи собрать было нетрудно, то обо мне он осторожно выспрашивал у мамы. Наивный! Для нее, будь я даже матерым преступником, я все равно оставался самым лучшим, так что с этой стороны мне абсолютно ничего не грозило.

— Мам, можешь со мной поговорить?

Всю последнюю неделю дочь вела себя странно. Но любые попытки вызвать ее на откровенный разговор заканчивались провалом, а пара из них — еще и скандалом. Опрос охраны тоже ничего не выявил: никаких необычных встреч и событий, все те же маршруты и занятия. Поэтому робкую попытку дочери самой начать беседу на беспокоящую ее тему Елизавета Михайловна встретила с радостью:

— Конечно, Ангел мой; что тебя беспокоит?

— Мам, а папа нас любит?

— Конечно, малышка, с чего вдруг у тебя возник такой вопрос? — Чертов Павел, что ты опять натворил, что даже у дочери возникли сомнения?

— Мам, ты только не волнуйся… Понимаешь… — Девочка замолкла.

— Что, моя хорошая?

— Помнишь, мы про Задунайских говорили? Что надо, пока есть возможность, подружиться с Машей?

— Конечно, помню. Но если у тебя не получается, то вовсе не стоит из-за этого переживать, у вас еще три года впереди.

— Нет, все в порядке, мы подружились… Еще не подружились, конечно, на самом деле, но все к тому идет. Маша — нормальная девочка, с ней легко.

— Тогда что тебя тревожит?

— Маша… Она на обеде всегда за одним и тем же столиком сидела с ребятами постарше…

— Тебя не приняли в их компании?

— Да нет же, мам, дослушай! Там один мальчик, точнее, уже юноша…

Мать, боясь вспугнуть откровение о первой любви, терпеливо молчала, облегченно вздыхая про себя. Всего лишь первые чувства, а она накрутила себе черт знает что!

— Он, понимаешь… Он… Он один в один похож на папу!

Даже гром, раздайся он сейчас в комнате, не произвел бы на женщину большего впечатления, чем эти слова.

— На папу?!

— Да. На папу и на Мишу.

— Солнце мое, а ты не ошибаешься?

— Мам, я специально папины школьные фотографии нашла. Если не знать — то их не отличить! Мам! У папы что?.. есть еще дети?.. — И девочка, чья вера в непогрешимость родителей уже неделю как трещала по швам, горько разревелась.

— Ангелочек мой, ну что ты! Зачем же сразу плакать! Мало ли… может, он из какой-нибудь побочной ветви!

— Мам, ну я же не слепая!

— Дочь, дай маме время все разузнать, ладно? Я же не видела еще этого мальчика. Только папе пока ничего не говори, хорошо?

— Не скажу! Только ты мне расскажи, что узнаешь, я все равно хочу понять! Даже если мне это не понравится!

— Конечно, доченька, расскажу. Как зовут этого юношу?

— Васин Егор. Он из Москвы перевелся сразу в последний класс. Только он всегда с Борисом Черным ходит, а тот, говорят, сын Ярцева.

— Разберусь, малышка. Только помни про уговор: папе — ни слова!

Успокоив как смогла дочь, еще довольно молодая и красивая женщина заметалась по комнате, заламывая в бессилии руки. Очередной байстрюк! Мало ей предыдущих унижений, когда только ленивый в свете не указывал на их семью пальцем, так снова началось! Мерзавец! Кобель!

А если мальчишка — сильный одаренный? Муженек, отсохни его достоинство, только таких и плодил! Слава богу, Миша, наследник, последний год стал выдавать нормальные показатели, а то до этого вообще все было зыбко.

Сколько трудов положили родители, чтоб подделать все тесты, чтоб подсунуть Лизину кандидатуру в потемкинские невесты! Скольких подкупили деньгами, должностями или запугали шантажом! А через что пришлось пройти самой Елизавете? Лучшей подругой детства, и той пришлось пожертвовать ради цели!

А в итоге? Ее, мечтающую о сиянии петербургских балов, заперли в охраняемой усадьбе, где она раз за разом, как свиноматка, рожала детей! А муженек тем временем неплохо отрывался на стороне, клепая ублюдков!

Ну уж нет! Больше таких скандалов она не допустит! Тем более теперь, когда до цели — рукой подать! А махнувшим на нее рукой свекру и мужу она еще докажет, что рановато ее списали со счетов! Гордеевы не зря получили такую фамилию, фамильная гордость у них в крови! И не каким-то Потемкиным, ведущим род на два века позже, вставать на их пути!

К своему стыду, должен признаться, что первым слежку заметил Борис. Точнее, даже не слежку, а постоянное направленное внимание. Мы с ним в очередной раз посещали ателье, собираясь приодеться перед ноябрьскими торжествами у Задунайских. Большой прием предполагал присутствие кого-то из императорской семьи, может быть, даже самого самодержца с супругой, поэтому в грязь лицом ударить не хотелось, а очередные пять сантиметров роста ненавязчиво намекали, что летний гардероб теперь годится только для церковной лавки, или как там этот благотворительный пункт называется.

Потихоньку, но свои комплексы насчет светских тусовок и необходимого для них дресс-кода я изживал, все больше вписываясь в местную жизнь, так что впервые принимал участие в обсуждении будущего костюма, а не стоял молчаливым истуканом с выражением лица «застрелите меня немедленно».

— Вот здесь вот еще укоротите и немного заузьте! — высказал свои пожелания мастеру, крутясь перед зеркалами в сметанной «на живульку» заготовке.

Портной, молча кивнув на мои предложения, вынул изо рта булавки, мешающие ему разговаривать, и заколол в требуемых местах.

— Борь, как теперь? — Уже отмучившийся Черный, с задумчивым видом рассевшийся на диване примерочной, оторвался от занимавших его мыслей и оглядел получившийся образ.