Алексей Федорочев - Лестница в небо

— Шеф, к вам господин Осмолкин, — докладывает Ли, явно радуясь, что нашел мне занятие — своими придирками я всех уже достал.

— О, нашлась пропажа! Тащи его в гостиную! Борис уехал?

— Еще час назад, — с Черным этим утром мы впервые разгавкались, и он в одиночестве укатил в гости к Гагарину. Разругались, кстати, как раз по поводу визита — не хотел никуда идти. Серега, при всем его внешнем дружелюбии — высший аристократ, а значит, в его присутствии надо постоянно следить за словами, держать себя в руках и тому подобное. Обычно мне это не составляет труда, но с моим сегодняшним настроем, боюсь, мог и не справиться с задачей.

— Чего не позвонил? — вместо приветствия спрашиваю у Григория. — Мог не застать.

— Мимо ехал, — отвечает похудевший гвардеец, дергая щекой. — Пройтись не хочешь? Погода в кои-то веки радует.

Кого-то, может, и радует, а вот я впервые за день обратил внимание, что за окном все по Пушкину: мороз и солнце. Не зря Борис не хотел сидеть в четырех стенах. Накинув дубленку, выхожу за порог.

— Тебе именно пройтись или просто без свидетелей пообщаться?

— И то, и то. Насиделся уже.

— Ну пошли тогда к речке, что ли.

Дорожки расчистили с утра У и Чжоу, спасаясь от моего раздражения. Снегопада не было уже пару дней, но ветром снег наметало постоянно, так что процесс уборки был практически бесконечным. Обычно я с пониманием относился к тому, что каждое утро на пробежке приходилось торить тропу, считая это дополнительной нагрузкой, но сегодня, повторюсь, до всех докапывался. Зато теперь мы с Григорием шли по идеально гладкому пути. Внешне между нами ничего не изменилось: он мой куратор, который изображает то ли друга семьи, то ли старшего товарища, а я — опекаемый. А вот в натуре-то роли поменялись. Ментальные закладки строятся на эмоциях, а что он мог чувствовать в обстоятельствах нашей последней встречи? Только страх и бессилие, с этим и пришлось работать. Была мысль потом дополнительно встретиться и исправить, уж очень ненадежны эти якоря, но на два месяца гвардеец исчез, не отвечая на звонки и не появляясь у себя. А теперь я уже и не знал — стоит ли? Опасливое уважение Осмолкина мне нравилось.

— Отец Никандр слег, — проинформировал Григорий, когда стена эллинга скрыла нас от окон основного и гостевого домов.

— Долго он продержался… Я думал, раньше сдастся.

— С ноября болеет, но все на ногах был, а сейчас слег совсем, и если верить тебе, то окончательно. — Неуютный кусок берега чем-то приглянулся гвардейцу, и он, остановившись, стал искать в карманах пальто сигареты. — На, держи!

Оказалось, доставал он не курево, а с трудом согнутый толстый и плотный конверт.

— Что это? Очередные инструкции?

— Нет, твой и мой смертный приговор, если попадет не в те руки. Спрячь подальше, чтобы вообще никто не нашел. А лучше — ознакомься и уничтожь.

— И за что нынче смерть полагается? — поинтересовался я, аккуратно маскируя бумаги под рубашкой.

— Список агентов у твоих родственничков, состав отдела, еще кое-что…

— Нехило! Откуда дровишки?

— Почему «дровишки»?.. — не понимает Григорий мой очередной прикол-прокол, вынимая все-таки сигареты.

— Так на растопку камина потом пойдут! — выкручиваюсь я.

— А… в этом смысле… — бормочет он между затяжками. — Да воспользовался моментом. У нас там сейчас такой бардак творится! Никто не понимает, что дальше с нами будет — отдел-то под конкретного человека создавался. Народ пока надеется, что Хозяин выздоровеет, но все равно усиленно хвосты подчищают, концы подрубают, туда-сюда с бумагами носятся. А это вообще Хозяин лично мне поручил уничтожить. Все вынести я, понятно, не мог, но кое-что прихватил. — Несмотря на Гришкино разочарование в идеалах, он по-прежнему произносит слово «хозяин» так, что первой отчетливо слышится заглавная буква.

— Не боялся подставиться?

— Если бы думал, что Он встанет, то даже и пытаться не стал бы, но сейчас почти все одаренные у него толкутся — пытаются вытянуть. У остальных своих дел по горло. Но домой везти не рискнул — кто знает, какие проверки будут. Замерз? — неожиданно спрашивает он, видя, как я натягиваю меховой воротник на уши — стоять на продуваемом берегу без шапки было некомфортно. А после вопроса — вообще передернуло, но не от холода, а от вспышки злости: где ж ты, орел степной, был, когда я боксерскую грушу по твоему приказу изображал? Настроение снова поползло вниз. Неопределенно дергаю плечом, отмахиваясь от ненужной заботы, и спрашиваю сам:

— А вертолет с их сиятельством и Лизаветой Михайловной — вы уронили? — Ответ на этот вопрос безумно меня волнует: хочется понять реальные силы этого сохранившегося филиала Тайной канцелярии.

— Вот тут голову заложить не побоюсь — не наших рук дело! — твердо открещивается Григорий от моих подозрений. — Таких спецов у нас отродясь не было! Точнее, была одна группа, но несколько лет назад сгинула. Хозяин, помню, сам не свой почти полгода ходил, когда они исчезли, я тогда еще безвылазно в монастыре торчал, и тот период на моих глазах проходил. Но пропали они не у нас — за границей что-то готовили, с моей работой это не было связано, так что с подробностями — извини… А больше таких команд при отделе не имелось, так что точно не наши!

— Может, ты просто не знал всего?

— В потемкинской группе нашего отдела я с самого начала состою, так что мимо меня такая акция не прошла бы — хоть краем уха, но услышал бы. Мы ж там все из доверенных, сотню раз проверенных, до спинного мозга преданных — о, почти стихами заговорил! — сам собой восхитился гвардеец. — Среди своих разговоры хоть и не приветствуются, но все мы — люди… А тут все не в курсе были, друг у друга переспрашивали. И не притворялся никто: когда с людьми долго бок о бок работаешь — такое уже не скроешь. Так что точно — нет. А самое главное — реакция Хозяина: он в начале декабря уже довольно сильно болел, но уж радовался-то этому событию — не передать! Из комнат своих вышел и с нами всеми коллекционный кагор распивал. И я тебе точно скажу — будь авария результатом его усилий, я бы понял.

— Странная тогда получается история с этим вертолетом.

— Странная, но не фантастическая. Падают иногда… — пожимает он плечами.

— Знаю, что падают, — хмуро отзываюсь: уж я-то это точно знаю… Но вот не верю я в естественные причины катастрофы, хоть режьте! А единственные подозреваемые оказались чисты. И не верить Осмолкину причин нет, я его слушаю. Моя методика гораздо точнее, чем общеизвестная среди одаренных. Той простейшей технике меня научил в октябре Бок: оказывается, ее только ленивый не знает. Лентяями в нашей компании оказались мы с Метлой, но она действительно несложная, так что освоили меньше чем за десять минут, по-моему. И сразу же разочаровался: стопроцентно определить она может только грубую ложь, полутона остаются под вопросом. Я то же самое и не трогая источник, по одной мимике без особого труда распознать могу. А вот придуманная мной техника, хоть и затратная в плане силы, но дает гораздо больше представления о подоплеке разговора. Так вот, повторюсь, когда Григорий утверждал, что его отдел к аварии не причастен, он не врал. Сашину технику, приложив усилия, обмануть гвардеец смог бы, а вот мою — вряд ли.