Стивен Эриксон - Падение Света (ЛП)

Она скрестила руки. — Продолжай.

— Нужен твой талант… с сетями. Или скорее, с цепями.

— Ты… хитрый ублюдок… Еще чего-то попросишь?

— Да. Нужно скрепить труп драконицы на южном береге Витра.

— Зачем?

— Он мне нужен.

— Зачем?

— Он принадлежал Корабас, вечно гонимой сородичами. Она была…

— Пожирательницей Магии. Бездна подлая, К'рул. Но зачем тебе… труп?

Он потер лицо. — Гм, верно. Сложное дело, но кое-кто неподалеку завершает ритуал открытия врат Садка Смерти.

— Отметь мое необычайное самообладание, К'рул. Я еще не задушила тебя.

— Моя вера в тебя покоится на прочных основах.

— Что взамен за это?

— Твоя любимая сбежала из Витра в брюхе Корабас. Вошла в залы Харкенаса и выбрала себя имя Т'рисс. Ардата, моя сила простерлась над всем королевством. Она может скрыться от другого Азатеная, но не от меня. Соответственно, едва закончим, я отведу тебя к ней.

— Садок Смерти? Ты тоже сошел с ума, К'рул. Кто им правит?

Бог улыбнулся. — Пока никто. Сделка заключена?

— Да, хотя уверена: еще о ней пожалею. Каждые врата — ловушка? Признаю, эта идея меня вдохновляет.

— Я надеялся.

Они ушли в храм.

Скабандари вернулся к Оссерку. Тот отчасти успел оправиться и стоял у гаснущих углей кострища. — Милорд, нас ожидает опасное странствие.

— Мы не выживем без лошадей.

— Тогда я попрошу К'рула.

Оссерк плюнул в угли. — Заключай сделки с Азатенаями — и они завладеют твоей жизнью, Скара. Нет, мы найдем иной путь, и если умрем в дороге — пусть так. Этой ночью я узнал истину своей никчемной души. Друг мой, я стою, полный стыда.

Отведя взгляд, Скабандари невольно уставился на бледную гладь далекого Витра. — Значит, наше странствие поможет выковать тебе новую душу.

Смех Оссерка был коротким и грубым, полным презрения к себе. — Боюсь, тебе досталось слишком мало материала для работы.

— Сожаление — лучшее чувство. С него и начнем.

— Твоя вера может оказаться напрасной, Скара.

Тот улыбнулся. — Мне тоже предстоит немало уроков, Оссерк. Что ж, оценим друг друга, а когда предстанем перед Премудрым Градом, снова откроемся и увидим, многое ли изменилось.

Оссерк далеко не сразу кивнул. — В задней комнате храма хранятся припасы. Вода, пища. Не замечал, чтобы Азатеная ела или пила, разве что ради удовольствия.

— Так возьмем сколько сможем — и в дорогу.

— Скара, сейчас полночь, я утомлен!

— Как и я, но будь я проклят, если заночую в их обществе. Какое новое употребление могут нам найти?

ДВАДЦАТЬ ТРИ

— Неужели мы отыщем благо влюбленности лишь среди мертвецов? — спросила Лейза Грач. — Будем кататься среди вялых рук и ног, таких трупных и холодных, дабы жар страсти был украден бесчувственной плотью, потрачен зря, как солнечный свет на равнодушном камне? — Тал Акая воздела пухлые руки. — Смерть дня стала лишь прелюдией, Ханако Весь-в-Шрамах, слишком частым напоминанием — словно каждую ночь душа требует зловещего предупреждения! — Ее взгляд внезапно стал лукавым. — Вижу твой порхающий взор, рьяный щенок, он касается моей груди, завлекающих бедер и уютной ложбинки меж ними. Порог смерти ждет нас, он все ближе. Утром мы узрим скромное обиталище отчаявшихся и одиноких, и если ты хочешь зрителей нашим посвятительным забавам, что ж, толпы более недоброжелательной не встретить!

Ханако со вздохом поглядел туда, где Эрелан Крид сидел на корточках, беспрестанно бормоча о нездешних страстях на смеси языков, почти всегда чуждых ему и Лейзе. Он пробудился две ночи назад, раздраженный и рассеянный. Эрелан Крид, как и предсказывал Джагут, стал чужаком, воином, затерявшимся в тайных мирах и не своих воспоминаниях.

Крид отвернулся от них и костра, широкая спина, словно стена, спрятала огонь от мрачных глаз, измученного лица. Он ритмически проводил рукой по бороде, иногда останавливаясь ради короткого жуткого смеха.

— Забудь, — посоветовала Лейза. — Я раздражена твоим невниманием, Ханако Весь-в-Шрамах. Отринуть ли все ограничения? — Она начала расстегивать рубашку. — Столь жадная до откровенности… — одежда соскользнула на землю, — вся распаленная желанием, раба чувственных похотей…

— Госпожа Огня! Твои мужья…

— Мои мужья! Плесень на скале! Оторванные руки и ноги! Гнилые тела, что уже никогда не родят скромной улыбки, не вздрогнут! Языки выклеваны воронами, не слышать мне жарких стонов или жалких упреков! Ах, пустое эхо моих ушей! А ты, юный смельчак, воин! Смотри, как я облизываю губы — нет, не эти губы, дурак! — иди ближе, прежде чем смерть накроет нас грудами валунов и грязной пыли!

Ханако сжал руками голову. — Довольно! Есть ли слава в легкой сдаче в плен! — Едва слова вылетели, он прикусил язык. Но было поздно.

Стон Лейзы Грач затих, оставив тишину. Он смотрел в костер и лишь слышал, как она подбирает рубаху. Наконец раздался голос. — Мой путь оказался ошибкой, увы. Хитрая ловушка не удалась. Щенок загнан в угол, хвост поджат, как и член, когти готовы рыть землю, лапы так и рвутся бежать. Глупая Лейза, ты ослепла? Он сам желает быть соблазнителем! Не для него подбегать к ноге! Нет! Как указал Гневный Владыка, он хочет быть завоевателем.

Ханако что-то пробормотал.

Раздавшийся хохот Эрелана Крида был ужасающе жесток; воин заговорил с ними в первый раз после возвращения памяти. — Сестра охотится за мной. Нет спасения. Мы должны странствовать по ночам, дети Килмандарос. Сука жаждет моего семени и заберет его из трупа Тел Акая, если будет нужно. Так бежим в безвременье, и поскорее.

Встав, Ханако шагнул к Эрелану. — Кто говорит твоим языком?

— В крови память, дитя. Нужда бессмертна. Мщение важней всего, не умирает, никогда не гаснет и не холодеет. В сердце моем пылает сопротивление, и пламя не погасить. Сопротивление и вызов, что за дикарские чувства, что за чистый… ужас. — Он оскалил им зубы. — Лишь среди Джагутов она испытает сомнение.

Когда стало ясно, что он ничего более не скажет, Ханако встретил трезвый, озабоченный взгляд Лейзы Грач. — Думаю, — сказал он, — пора поспешить.

Она спокойно посмотрела на него. — Для тебя, Ханако Весь-в-Шрамах, я закрыта. Гори от равнодушия, зри, как я отхожу все дальше. Я строю вокруг себя стену, даже в королевстве мертвых меня отделят груды трупов. Я в ловушке вдовства, навеки закрытая, навеки запечатанная…

— Лейза Грач, я предлагаю продолжить путь.

— … и жажда по мне будет расти, отравляя душу твою…

— За нами охотится дракон!

Она моргнула. — Я слышала. Сестра жаждет его семя. Как удивительно! Чтобы сестра жаждала семени брата? Долгая близость может породить лишь полное отвращение, наполнить океан обид и презрения! Ну, стоит подумать о брате в таком свете, как все живое в душе корчится и морщится, пятясь так ретиво, что горько во рту и хочется плюнуть. — Она глянула на Эрелана. — На ноги, смелый воин, омытый кровью дракона. Лайза Грач и Ханако Весь-в-Шрамах встают на защиту твоего достоинства!