Стивен Эриксон - Падение Света (ЛП)

Кожа приемного отца Ренарр была такой белой, что почти просвечивала; он уставился на грязный брезентовый пол под не менее грязными сапогами. Волосы стали серебристыми, с отдельными золотыми прядями. Да и почти все в Легионе обрели белоснежную кожу.

Серап — лицо ее было суровым — откашлялась и произнесла: — Доброе утро, Ренарр.

Не успела та ответить, Урусандер встал, тихо застонав. — Слишком много боли, — буркнул он. — Воспоминания вначале просыпаются в костях, посылая боль во все мышцы, дабы старик помнил о каждом из прошедших лет. — Казалось, лорд не обратил внимания на Ренарр, всматриваясь в Серап. — Ты еще не видела моего портрета, верно?

Ренарр заметила, как лейтенант удивленно моргнула. — Нет, милорд, хотя говорят, талант Кедаспелы был…

— Его талант? — Урусандер оскалил зубы в безрадостной улыбке. — О да, поговорим о его таланте, ладно? Глаза обручены с рукой. Умелые мазки гения. Мое подобие верно поймано в тонком слое красок. Ты могла бы поглядеть на мое лицо, на холст, Серап, и отметить, как точно передана глубина — как будто ты сама можешь шагнуть в мир, где я стою. Но подойдя ближе, если осмелишься, ты поняла бы: мое лицо лишь краски, тонкие как кожа, и ничего нет под ними. — Улыбка стала натянутой. — Вообще ничего.

— Милорд, на большее живопись не способна.

— Да. В любом случае, портрет теперь начисто смоют, верно? Тогда скульптура? Какой-нибудь мастер-Азатенай с необъятным, как водится, талантом. Пыль на руках, звонкий резец. Но разве чистый мрамор предаст истину, что скрыта под поверхностью? Боли, тяжесть, непонятные уколы и содрогания, словно все нервы забыли о здоровье. — Он со вздохом повернулся к выходу. — Даже мрамор изъязвляет время. Лейтенант, на сегодня я закончил с Хунном Раалом и вопросами военных кампаний. Не ищите меня, не шлите вестовых — я пойду прогуляться.

— Хорошо, милорд.

Он вышел из шатра.

Ренарр подошла и села на освободившийся стул. В кожаном сиденье осталось его тепло.

— Он не признает тебя нынешнюю, — сказала Серап. — Ты падаешь слишком быстро и низко.

— Я привидение.

— Дух сожалений лорда Урусандера. Ты явилась, словно изнанка матери, перевернутый камень; если в ней он видел солнечный свет, в тебе виден лишь мрак.

Ренарр подняла правую руку, изучая тускло-белую кожу. — Запятнанный мрамор, еще не сглоданный веками. Нагая, ты кажешься снегом. Но не я.

— Это придет. Но не сразу, в соответствии со слабостью твоей веры.

— Вот как? Я облачена в собственную нерешительность?

— Зато наши враги всем являют свою испорченность.

Ренарр уронила руку. — Возьми его под меха. Его боли и содрогания… изгони эти мысли о смертности.

Серап негодующе фыркнула и спросила: — Это тебе чудится каждую ночь, Ренарр? В каждом нависшем сверху равнодушном лице? Какой-то слабый намек на бессмертие, словно роза в пустыне?

Ренарр пожала плечами. — Он превратил свою плоть в бурдюк, полный чувством вины. Развяжи узел, лейтенант.

— Ради блага Легиона?

— Если твоя совесть нуждается в оправданиях…

— Совесть. Не это слово думала я от тебя услышать. — Серап пренебрежительно махнула рукой. — Сегодня Легион поведет Хунн Раал. Будут переговоры с лордом Илгастом Рендом. Пора положить конец безумию.

— О да, он образец умеренности, наш Хунн Раал.

— Раалу дадены инструкции, все мы были свидетелями. Урусандер боится, что его появление во главе Легиона окажется слишком провокационным. Он не готов к публичным спорам с лордом Илгастом.

Ренарр метнула собеседнице быстрый взгляд и снова опустила голову. — Доверьтесь Хунну Раалу, и он устроит вам публичный спор. Не хотите говорить о битве, предпочитаете эвфемизмы?

Покачав головой, Серап сказала: — Если сегодня будет извлечено оружие, то первыми за него схватятся Илгаст Ренд и его отщепенцы — хранители.

— Уязвленные оскорблениями и загнанные в угол наглыми усмешками Хунна? Да, полагаю, ты описываешь нечто неизбежное.

Изящные брови взлетели. — Шлюха и заодно провидица. Отлично. Ты ворочалась в ночи и достигла того, о чем мечтают жрицы Матери Тьмы. Отослать тебя к Дочери Света, в качестве первой ученицы?

— Да, Синтара придумала себе такое имя. Дочь Света. Я-то считала это излишним самомнением. Теперь и ты присвоила себе право отсылать меня, куда вздумается?

— Прости за дерзость, Ренарр. В лагере есть один наставник — видела его? Мужчина без ноги. Может, он возьмет тебя под опеку. Я посоветую это Урусандеру в следующий раз.

— Ты о Сагандере из Дома Драконс, — ответила равнодушная к угрозе Ренарр. — Шлюхи болтали о нем. Но, кажется, у него уже есть послушное дитя. Дочь Тат Лорат, как мне сказали. Шелтата Лор, на которую он опирается, словно искалеченный жалостью.

Взгляд Серап отвердел. — Шелтата? Этого слуха я не уловила.

— Ты же не водишься с обозными слугами и шлюхами. То есть не всегда, — чуть улыбнулась она. — Так или иначе, с меня довольно наставников. Слишком много лет. Ох, как бережно они обращались с дочкой умершего героя.

— Им удалось отточить твой разум, Ренарр, хотя сомневаюсь, что они стали бы гордиться женщиной, которую создали.

— Многие охотно разделили бы со мной меха, сочтя сладкой запоздалую награду.

Фыркнув, Серап встала. — Что ты хотела здесь увидеть? Ты в первый раз пришла в командный шатер с самого появления в Нерет Сорре.

— Нужно было ему напомнить, — сказала Ренарр. — Я оставалась невидимой, и все же он ходил вокруг меня.

— Ты боль его сердца.

— Тут у меня большая компания, лейтенант.

— И?

— Сейчас я присоединюсь к подружкам, мы будем хихикать, с вершины холма следя за битвой. Устремим на поле жадные вороньи глаза, будем говорить о кровавых кольцах и брошах.

Она ощутила женский взгляд — целых пять ударов сердца; затем Серап вышла, оставив Ренарр одну.

Она встала и подошла к столу, разогнув завившиеся углы карты и прижав их камнями. Рассмотрела чернильные линии, отмечавшие края долины. — А, вон тот холм хорошо нам послужит. «Алчные разговоры, жадные глаза. Резкий смех и хихиканье, грубые жесты, и если мужчины и женщины, с которыми мы спали, недвижно лягут в холодную глину в низинах… что ж, их место всегда займут другие.

Алчность делает шлюхами всех».

* * *

Капитан Хеврал галопом съехал по склону. Ветер разметал сухие листья на тропе. Широкое дно долины оказалось не таким ровным, как он надеялся — небольшой подъем благоприятствовал врагу. С гребня холма, на котором Илгаст Ренд расположил Хранителей, местность казалась почти идеальной, но теперь ему приходилось пробираться, огибая ямы, скрытые кочками, безлистными кустами и кривыми деревцами; там и тут узкие, но глубокие промоины вились по склону, приглашая лошадь с тошнотворным хрустом сломать бабку. Хранители были кавалерией, полагающейся на скорость и подвижность. Увиденное его встревожило.