Тимур Айтбаев - Вы призвали не того... Книга 3

— Сэр Андрэ, я… я… я прошу прощения за свое неподобающее поведение!

Я зевнул и покосился на едущего рядом с нашей повозкой Шенери. Мальчишка был красный как застуканная за мастурбацией девица, не отрывал глаз от дороги и нервно мял поводья, отчего его рыцарский конь укоризненно косился на него фиолетовым глазом.

— Кхи… — не сдержавшись, прыснула сидящая рядом со мной Доська, уткнувшись мордашкой в хвост.

— Мой юный друг, — усмехнулся я, стараясь говорить в манере «старый наставник» и не сорваться при этом на откровенный ржач. — Не передо мной должен извиняться ты, а перед девой, чью честь опорочил.

— Вернее, перед двумя, — высунула нос из повозки Химэ.

— Угу, — серьезно кивнул я, глядя как мальчишка еще сильнее вжимает голову в плечи. — Но, боюсь, извинениями одними не отделаешься ты. Фарралалил…

— Фарралаиль, — поправила меня Доська.

— Вот-вот, Фарралаиль — дева из аристократической семьи, а Виктория мне практически родня. После сотворенного тобою непотребства, есть всего лишь два выхода у тебя.

— А? — поднял на меня слегка обалделые глаза Шенери.

— Как честный рыцарь, должен ты или взять в жены их, или умереть, дабы кровью смыть позор с чести юных дев!

Выражения направленных на меня после этой фразы лиц были… разнообразными. Доська и Химэ смотрели практически одинаково ехидно, Жанна — с какой-то отрешенно-мечтательной мордахой, а Шенери — с засиявшими глазами на одухотворенно-решительном лице.

— Вы правы, сэр Андрэ! Как же я сразу этого не понял! Свадьба! Да, это решение всех проблем! Но, постойте… а разве можно брать в жены сразу двух?

— В некоторых религиях не только можно, но и нужно! — назидательно поднял я палец вверх. — А выбор религии это сугубо интимный вопрос, который каждый должен решить для себя сам. Вот твоя религия что говорит по этому поводу?

— Ум… — мелкий замялся. — Да ничего… я пока не успел посвятить себя ни одному из божеств.

— Значит в этом вопросе ты абсолютно свободен! А сейчас иди и обсуди данный вопрос со своими избранницами. Только не забудь сказать Фарре, что это я подал тебе такую замечательную идею!

Интересно, а ушастая попробует отвертеться, или сразу сдастся?

За пару часов до заката мы подъехали к деревне.

Обыкновенная, окруженная полями человеческая деревенька из деревянных одноэтажных домиков, чем-то похожих на русские избы, обнесенная высоким частоколом из прямых тесаных бревен. Поселение имело круглую форму, и от силы пяток пересекающихся в центре, на небольшой площади, улочек. Каждый домик был огорожен собственным забором, за которым прятались также огороды, поленницы, хлева и прочие хозяйственные нужники.

Все это мы увидели еще на подходе, когда дорога поднялась на пологий холм неподалеку.

— Так, Няшка, к ноге! — скомандовал я трусящей рядом с повозками зверюге. — Пока мы будем в деревне, никого без особого моего приказа не жрать, понятно?

Подошедшая кислотная тварь фыркнула, но все же кивнула.

— Кстати, это всех касается! — повернулся я к трем сидящим рядом самкам. — Никого не обкрадывать, кинжалами и мечами не тыкать и вообще воздержаться от любых проявлений членовредительства!

Вся троица дружно захлопала честными-честными глазками.

— Да, милый.

— Так точно, капитан!

— Как прикажешь, Хозяин!

И почему мне сразу вспомнился товарищ Станиславский? Впрочем, плоскодонок должен удержать в узде рабский ошейник, а Химэ — здравый смысл, которым она хоть немного, но наделена.

На воротах частокола нас встретила пара бородатых мужиков в старых толстых стеганках вместо доспехов и с топорами в качестве оружия.

— Хто тахие? — сурово нахмурил брови правый, стараясь не смотреть на пожирающую его голодными глазами Няшку.

— Путешественники, — пожал я плечами. — Хотим остановиться на ночь, а завтра поутру продолжим путь.

— За вход пошлину! — тут же заявил второй «страж границ». — По медяку с человека и по пять с повозки!

— Без проблем, — усмехнулся я, доставая горсть монет из кармана.

Что-то мне подсказывало, что тут вообще за проход нихуя платить не надо было, но пара медяков для нас не проблема, а информацию со стражников таким образом стрясти можно спокойно.

— А не подскажете, где тут можно остановиться, — уточнил я, передавая бородачам монетки.

— Да прямо по улице к главной площади езжайте, — махнул рукой принявший деньги мужик, разом проникшийся ко мне доверием. — Там трактир, в нем большинство путников и останавливается.

— Угу, спасибо, — кивнул я и хлопнул вожжами…

Проехав через ворота, наш небольшой караван неторопливо потянулся в указанном направлении.

— Хорошо в деревне летом, — поморщился я, — пристает дерьмо к штиблетам.

Дерьмом действительно пованивало. Как и сеном. Тут и там сновала разная живность, бегали детишки, кричали что-то бабы… Хорошо хоть к нам никто не бросался навстречу — впереди гордо шествовала Няшка, злобно шипя и периодически плюясь кислотной слюной под ноги особо любопытных.

Показавшийся вскоре трактир был типичной для подобных заведений двухэтажной деревянной доминой с огороженным двориком. Заехав на территорию, я спрыгнул с козел и повернулся к подбежавшему парнишке-конюху, который откровенно очковал под немигающим взглядом трех желтых глаз.

— Повозки загони в какой-нибудь амбар и к содержимому не лезь, или вот эта милая Няшка тебе жопу откусит, — начал инструктировать я конюха, пока остальные выгружались. — Коней расседлать, накормить и почистить. Осликов тоже. Няшке достань какую-нибудь свинью целиком, желательно живую. После этого запри вместе с нашим барахлом в амбаре и предупреди всех, чтобы до рассвета туда не совались, а то сожрут. Счет передашь через трактирщика. Вопросы?

Парень замотал головой и, перехватив поводья от тяжеловозов, повел их и повозку в сторону одного из хлевов.

— Немой что ли? — пробормотал я, глядя ему вслед, после чего посмотрел на Кроконяшку. Та скромно опустила очи долу и поковыряла когтем подвернувшийся под лапы камень. С жалобным хрустом тот совершил суицид посредством самораскола. — Никого не жрать. Сидишь в амбаре и стережешь вещи, пока я не приду утром. Это приказ.

Няшка показательно вздохнула и поплелась вслед за повозками, печально волоча опавший хвост, и оставляя за собой на земле выжженные капающей из пасти кислотой черные пятна…

Внутри трактира было пустовато. Пара местных забулдыг что-то отмечали у стойки. В дальнем темном углу неторопливо потягивал пиво какой-то стремный тип в плаще с глубоким капюшоном, из-под которого не было видно лица. У камина что-то тренькал на подобии лютни разодетый в зеленый камзол молодой бард, которого с мечтательным выражением лица слушала симпатичная девушка-подавальщица, прижавшая к пышной груди пустой поднос.