Алиса Стриж - От января до марта один шаг (СИ)

- А можно открывать-то, как думаешь? - опасливо спросила Леда.

- Нет, надо положить ее к ногам богини нашей Январь и молиться, - фыркнула Латена. - Конечно открывай!

Леда неловко улыбнулась и шутливо пожурила подругу:

- Богохульница.

- От богохульницы слышу!

Шкатулка оказалась небольшой - длинной в ладонь и шириной с указательный палец. Проморенное темное дерево обнимала тонкая, отполированная до зеркального блеска медная оковка. На крышке красовался искусно сделанный узор - два смотрящих друг на друга изящных оленя. Шкатулка явно стоила целое состояние, и Леде вдруг стало страшно ее открывать. Ей почудилось, что в шкатулке окажется болотная гадюка, которая тут же на нее кинется. Однако, собрав смелость в кулак, Леда подцепила ноготками узелок на бечевке, размотала ее, и открыла крышку. Открыла, и они с Латеной синхронно ахнули от восхищения.

Внутри шкатулки, на красной бархатной подушечке, возлежал пузатый золотой медальон. Две его крышки подходили друг к другу плотно, как створки раковины. С ужасной осторожностью Леда взялась за цепочку и вытащила украшение из шкатулки. Медальон сначала закрутился, пустив вприпрыжку по комнате солнечных зайчиков, а потом замер, повернувшись к девушке самой красивой своей стороной. Чуть выпуклый рисунок изображал геральдическую лилию, тычинками которой служили крупные рубины.

- Ох, Леда, - протянула Латена тихо. - Как же я тебе завидую-то. Ты проживешь прекрасную, интересную жизнь. А я... я так и состарюсь, похороненная под стиркой, уборкой и рождением детей. Ты будешь меня вспоминать, родная, когда в замок-то уедешь?

- Буду, - сказала неловко Леда. - Если не умру через полгода после свадьбы...

- Да брось ты, брось все это, - сказала ей Латена устало и раздраженно. - Ты глянь, какую красоту он тебе прислал, Леда! Богатство какое! Теперь от тебя девки вылазить не будут - дай посмотреть, дай потрогать, дай примерить! Ну же, коза ты такая, одевай скорее!

- Может, ты все же первая примеришь? - посмотрела на нее с надеждой Леда. - Мне как-то боязно его одевать.

- Да брось, чего бояться-то, - Латена выхватила медальон у нее из рук.

Подруга обошла Леду со спину и, просунув руку под черную косу, соединила на тонкой шее цепочку. Жертвенница ощутила непривычную тяжесть медальона, и от этого ей почему-то стало спокойнее. Золото оказалось необычно теплым, почти горячим. Леда прикоснулась к нему пальцами и на душе у нее вдруг стало светло и хорошо. Она не радовалась подарку, да и чувство это казалось каким-то чужим, исходящим вовсе не из нее, а из старинного украшения.

- А что, красиво! - Латена обошла подругу и внимательно ее оглядела. - Не с твоим, конечно, драным сарафаном. Вот бы было у тебя красивое платье! Лучше бы с кринолином, конечно, но хотя бы из бархата там, или из шелка, или из парчи.

- Парча! - вспомнила Леда.

С этими словами она кинулась к сундуку и достала с его дна заветную ткань. Латена вытаращила глаза.

- Откуда? - выдохнула она. - Неужто будешь обворовывать тех знатных дам, что у тебя обшиваются?

- Хорошего же ты обо мне мнения, - улыбнулась ей Леда, ничуть не обидевшись. - Не гони коней. Сейчас я тебе всё расскажу!

И она рассказала. И о том, как приходил к ней главный жрец, и о приезде Ретео с любовницей, и о обещании помочь. Латена только головой мотала и удивлялась, как ладно все вышло. Когда Леда закончила, подруга тяжело вздохнула и сказала:

- Знаешь, мне на самом деле уже пора идти. Дашь померить медальон-то? Эх, мужу б показаться...

- Так покажись, - предложила ей Леда, принимаясь искать замочек на цепочке. - Я не против буду. Только смотри не потеряй.

- Да ты что! - тут же обрадовалась Латена. - Вот здорово! Ну, давай я тебе помогу. С меня за это вкусный пряник!

Леда улыбнулась подруге, и та кинулась вместе с ней прощупывать цепочку. Пару минут Латена удивленно крутила украшение и так, и сяк, а потом вдруг сказала ошарашено:

- Леда, а замочек-то пропал...

В ночь перед сватовством Леда никак не могла заснуть. Невеселые думы терзали ее последние два дня. Платье из парчи - красивое, с кружевами и бусинами, с остатками бисера и простенькой вышивкой - лежало на сундуке. Рядом с ним, вытянув свое худое тело, разместилась Мурыська и, довольно щуря светящиеся в ночи глаза, пела свою кошачью песенку. В печи гудел огонь, раздуваемый резвящимся на улице ветром. За окном, насколько Леда видела, падал хлопьями снег.

Медальон не снимался. Длинны цепочки не хватало, чтобы снять его через шею, а замочек странным образом испарился. Латена восхищалась - мол, вполне возможно, что это украшение является древним подарком богов. В исчезновение замочка наивной соседке чудился тот факт, что Аластр и Леда созданы друг для друга. Леда ее мнения не разделяла. Тяжелое украшение казался ей капканом, в который она попалась без какой-либо возможности выбраться.

Девушка свернулась на печи калачиком. Мысли плясали в ее голове. Она не знала, радоваться ей или переживать. С одной стороны Латена была права. Права во всем, от и до. Такой шанс выпадал далеко не каждой - стать женой графа, сделать стремительный прыжок из простолюдинок в высший свет. Она понимала - будет как сыр в масле кататься. А балы? Как она всегда мечтала о балах. Бывая в городе по делам, она частенько пыталась заглянуть в окна богатых домов, где дамы, которым она шила платья, танцевали с кавалерами под фортепьяно и скрипку, постукивая каблучками и поедая вожделенные пряники.

С другой стороны за графом Аластром водилась дурная слава. Кто-то говорил, что он алхимик, кто-то, что он - женоубийца, кто-то, что его величество поклоняется мятежному богу. Откуда шли эти слухи Леда не знала, но ими кипела даже их небольшая деревня, достаточно отдаленная от города. Слышала она и то, что отец его был деспотом, у которого ни одной недели не обходилось без казни, и что сын, пусть и не вешал людей направо и налево, пошел в отца. К тому же она понятия не имела, как он выглядит. Однако больше всего пугало Леду другое.

Она ведь его не любила. И он ее тоже.

Ей казалась странной сама мысль о том, что, возможно, через неделю-другую ей придется с этим совершенно незнакомым мужчиной не просто целоваться, а зачать ребенка. Думая об этом Леда покрывалась мурашками. А что, если обидит? А что, если скривится, увидев ее тщедушное, худое от постоянного недоедания тело? А что, если посмеется? И как вообще ей на него смотреть при этом? Ведь не по ее воле все это будет, не по любви, а просто по его прихоти.

Желание графа взять ее в жены не укладывалось у нее в голове. Он ведь совсем ее не знал, даже не видел ни разу.

- Аника, давай убежим, - раздался глухой, будто доносящийся сквозь толщу воды голос.