Сергей Алексеев - Волчья хватка. Книга третья

Вячеслав уклонился от манящей руки.

— Спокойной ночи, — ушёл и лёг на музейный сундук, укрывшись шинелью.

Ещё целую долгую, звенящую минуту Лела была неподвижной, затем послышался шорох какой–то одежды, и показалось, в полном мраке, словно звёзды, засветились её голубые глаза.

— Благодарю тебя, — прошелестел её дрожащий шёпот. — За веру. Буду давить виноград. И слушать голос брожения…

Она ушла на цыпочках, как ходила по светлице Дива, и даже скрипучая лестница под её легкими, невесомыми ногами не скрипнула.

Утром Ражный вычесал из головы горсть вырванных с корнем волос. Нежная ручка Лелы умела превращаться в руку аракса, владеющего тайной волчьей хватки.

На встряску вина она не явилась, Вячеслав катал бочки, слушал и вдыхал ароматы в одиночку, вдруг уловив голос и запах зрелости. Вместе с окончанием бурного брожения заканчивалась и какофония звуков, хаос превращался в гармонию, в некую весёлую, бравурную, звонкую мелодию, напоминающую капель. При этом бочки начинали источать не угарный, затхлый воздух, а бодрящий, весенний, солнечный. Раздавленный, выжатый, превращённый в мутную массу виноград перевоплощался и обретал иную форму и содержание. И впрямь, происходило зачатие, словно в материнском чреве, когда из осклизлого сгустка зарождается новая живая материя и по прошествии срока непременно родится дитя.

Это простенькое открытие вдруг притянуло мысли и воображение настолько сильно, что он, словно акушер, переслушал все брюхатые бочки в сарае, потом в винном погребе и точно определил сроки брожения в каждой.

Причём оказалось, один и тот же сок, залитый в бочки в один и тот же день, бродит совершенно по–разному, а значит, другим будет и вино. То есть в самом деле вся суть крылась во вместилище, в сосуде, вынашивающем оплодотворённое семя!

Вдова застала его сидящим на ступеньках погреба. Волк лежал рядом и откровенно, по–человечески, дремал.

—Вы что тут, заснули? — проворчала грубовато. — Всю ночь колобродили, спать не давали, теперь на ходу дремлете… Иди затопи печь в сарае, выстыло… Привычных уже дымов не было ни у реки из бани, ни над сараем.

—Что же твоя истопница? — с намёком спросил Ражный. — Не пришла сегодня?

Всегда добрая и весёлая с утра, вдова на сей раз была чем–то раздосадована, и тут стало ясно, что недовольство её связано с Белой Дивой. Старуха вдруг пышкнула, словно рассерженный медведь, и по хромала в дом.

Заспанные и вялые невесты в это время выходили с полотенцами и рабочими сарафанами на обязательное омовение.

—Вот теперь и мойтесь в холодной бане! — однако же вслед им проворчала вотчинница, видно продолжая некие начатые с утра нравоучения. Едва Ражный растопил печь виноградным хворостом и вышел за дровами, как Молчун вдруг сорвался с места, серой молнией метнулся к реке и исчез. И только через минуту оттуда послышалось его приглушённое рычание, а затем истошный женский крик.

Первой мыслью было, волк напугал девушек: он как–то насторожённо относился к невестам, может, оттого, что, осмелев, они норовили его погладить, приласкать и даже накормить. А такой фамильярности малознакомых людей Молчун терпеть не мог. По–особому относился только к Леле: как–то навязчиво обнюхивал её ноги, после чего заслонял путь, смотрел на неё пристально, поджимал хвост и словно ждал чего–то.

Ражный понёсся к бане, и тут навстречу ему вылетели сёстры, насмерть перепуганные и совершенно голые.

—Она Лелу утопила!

—Кто?!

—Дива! Дива утопила! Говорить могла только Арина; Ульяна напоминала живую мраморную

статую. Ражный прыгнул с обрыва рядом с лестницей и тут увидел, как Молчун уже выволакивает Лелу из воды, ухватив за волосы. Она была жива, только нахлебалась и теперь приступами изрыгала воду. Вячеслав взял её на руки, перевернул вниз лицом и поджал ноги к животу. Пожалуй, спаслась она благодаря своему водоплавающему состоянию, на шее и плечах проступали синяки, вероятно, следы пальцев Белой Дивы.

Волк вертелся рядом, словно отслеживая действия вожака.

Чёрная лебедица хоть и хрипло, но раздышалась. Сознания она не теряла, даже голубой взор не погас. У топить мастера спорта по плаванию было не так– то просто, хотя Лела замёрзла, обессилела от борьбы и едва двигала руками.

Ражный завернул её в шинель и понёс по лестнице вверх. Сёстры пришли в себя, завизжали, заохали, прикрыли наготу сарафанами, но стояли босые, говорили теперь наперебой, даже Ульяна ожила.

—Лела пошла купаться! — с восхищённым страхом объясняла она. — А Дива как вынырнет перед ней!..

—Она за ноги Лелу схватила!

—В общем, схватила—и в воду!..

—И давай топить!

—Рыжая такая! Огненная!..

—Не рыжая, а чёрная! Брюнетка!

— Волк спас!..

— Прямо с берега на неё как прыгнул!

— Дива и убежала!..

— Да она нырнула!

— Нет, убежала!..

Ражный занёс Лелу в баню, ещё не выстывшую со вчерашнего вечера, и положил на полок. И там её начало колотить, скорее от холода и усталости, поскольку нервы у неё оказались спортивными, крепкими.

— Белые Дивы существуют, — вдруг удовлетворённо проговорила она. — Если веришь…

— А ты говорила, сказки, — Вячеслав закутал её в шинель. — Дыши чаще, сейчас согреешься.

— Надо проветрить лёгкие. — Лела задышала глубоко. — Чуть не погибла от ревности, Ражный… Ты умеешь возвращать жизнь? Умеешь?

Он вспомнил, как оживлял Милю, но помотал головой:

— Не умею.

— Значит, это твой волк… Где он?

— На улице…

— Он спас меня. Из воды вытащил и отогнал Диву… Что ты в ней нашёл?

— Да я её никогда и не видел. Но в руках держал, однажды, за шкуру…

— Всё равно… Утопила бы, да волк не дал!..

— Кто же на кого напал? — спросил он.

Лела загадочно улыбнулась.

— Знаю, ты ищешь богиню. Земные девы тебе не нужны…

Ему показалось, начался бред.

— Всё уже позади, — Вячеслав огладил волосы. — Ты в безопасности. А я всё равно её найду.

— Нет, Ражный, всё только начинается…

Лела вдруг перестала дрожать и дышать одновременно. Ражный склонился и увидел в сумерках затаённое голубое свечение звёзд.

— Чтобы завоевать богиню, — одними губами и как–то сонно пролепетала она, — надо победить её. Или себя… Скорее себя…

Лела уехала на следующий день, внезапно, даже не попрощавшись.

Сквозь сон Ражный услышал, как завелась машина во дворе, и вскочил, когда фары «Опеля» уже таранили утреннюю мглу на мосту через Дивью реку. В тот миг он ещё не знал и знать не мог, что вдова увозит «персиянку» из вотчины. Накануне об этом никто и словом не обмолвился, но словно прямой удар под дых получил — перехватило грудь и заныло в солнечном сплетении. В это время забухтела электростанция в притворе, потом хлопнула входная дверь и вспыхнул свет на первом этаже. С улицы вернулись лишь сёстры в накинутых на плечи бушлатах — ходили провожать подругу…